Безумие белых ночей - читать онлайн книгу. Автор: Ринат Валиуллин cтр.№ 57

* * *

— Да, да, да, как же я тебя люблю, — задрожала она, расплескивая свою страсть по сторонам, вонзая свои ногти в мою спину. Потом обняла ее и въелась в потное тело меня, въелась в него всем существом своего. Мокрое лицо прижалось к моему, но сил целовать уже не было. Всхлипнула пару раз, потом зарыдала. «Вот оно, женское счастье. — Давно уже распрощался я со своим коротким оргазмом. — Женское счастье дольше, глубже, чувственнее». Она, как хорошая машина, заводилась с полоборота, будь то секс или выяснение отношений. Разве можно было такую не любить, а тем более оставлять. Уведут.

Шила быстро уснула.

«Ну вот, увели», — подумал я. Ночью без женщины делать абсолютно нечего. Сколько было ночей, столько и женщин. Остальные не ночи и были — так, жалкое подобие — сумерки. Некоторые из женщин ушли в точку, иные — в тире, одинокие — в себя, мне каждую ночь хотелось уйти в нее, в гитару любви, и играть всю ночь, пусть даже на трех аккордах. Песня закончилась, теперь нужен был сон. Сон, и это тоже стало работой. Я лежал и думал: «Почему Бетховен слушал музыку, а я только гудение, даже не море, а какой-то далекий звон, будто холодильник, который вынужден был постоянно остужать мысли, чтобы те не испортились».

* * *

Артур зашел в цветочный магазин.

Весеннего в этом дне было мало, разве что эсэмэска: «Купил тебе луковицы тюльпанов, как ты просила, скоро буду».

«Спасибо, жду», — прочел он на своем телефоне, выйдя из магазина. Эти слова она набрала на экране, а в голове: «От свежих тоже не откажусь».

«Зачем ей луковицы? Может, ей сразу готовых?»

«Ты не понимаешь, — спорил я сам с собой, — будет ныть потом, говорить, что я все перепутал». Сунул я сверток с луком тюльпанов в сумку.

«Дурак», — отозвалось в душе.

«Сам такой». «Вы тоже так считаете?» — улыбнулся я продавщице, что обслуживала меня. «Клиент всегда прав, а если не прав, значит, это не наш клиент. Хотя я почему-то решила, что вы возьмете букет, а вы обошлись луком. Из такого лука в сердце не попасть, разве что сварить суп».

«Я же говорю, дурак», — засмеялось в душе.

Иногда я вызывал свой внутренний голос на дуэль, мы стрелялись, я, как джентльмен, стрелял в небо, пальцем в небо.

Он уже хохотал: «Опять пальцем в небо, а я тебе говорил».

«А что ты еще можешь, только говорить и способен. Средним пальцем можно застрелить кого угодно».

* * *

Перед ним особняком стояло три дня выходных, оставалось только в него войти. Внутри солнечно, зелено и свежо. За прозрачными стенами природы Марс, друзья, шашлык, смех, вино. Шила отказалась, предпочла остаться дома с нашей беременностью. Я знал, что напьюсь, не высплюсь, устану. Пусть. Пропустить такое все равно что пропустить электричку, которая должна вывезти тебя в область, в такую область, откуда ты сможешь со стороны взглянуть на свою серую жизнь сквозь граненый стакан, но это только для того, чтобы придать ей хоть немного огранки. Когда я проснулся утром, вернее, когда день меня разбудил, праздника уже не было, он ушел, а, может быть, даже сбежал, я не помню, помню только, что прилег на кровать, сомкнул веки и полетел, перед глазами приборная доска самолета со светящимися фигурками тумблеров, я смотрел с высоты полета на ночной город, он был продолжением мерцающей доски. Хор лампочек в ночи пел колыбельную. Пел до тех пор, пока не позвонила жена. Я оставил свой сверкающий млечный путь и вошел в телефонную будку, снял массивную трубку, висевшую на железной рогатине, от той несло табаком, как от женщины с вредными привычками, я еще раз посмотрел на трубку, та была курительной:

— Алло?

Никто не отвечал мне, казалось, в трубку темнотой молчала сама ночь. «Дело — табак». Потом гудки. Повесил трубку на вилку. Постоял немного в нерешительности, глядя на аппарат. Не отдавая себе отчета, стал читать инструкцию по использованию, которая была выгравирована на алюминиевой табличке, та была клепками пришита к телефону. «Суньте в монетоприемник монету достоинством 2 коп.» «Раньше даже в двух копейках было достоинство», — начал я рыться в карманах и обнаружил там необходимую медь, накрутил домашний номер. Трубка начала загружать в меня тяжелые длинные гудки, штабелем один на другой:

— Ждите ответа, вы тридцать первый на очереди, вам ответит первый освободившийся оператор. «Сколько же ему дали, бедняге?» — мелькнул хвостом сарказм у меня в голове. Потом я побывал еще в нескольких кабинетах инстанции, пока дозвонился.

— Алло? — снова дунул я в трубку.

— Мне страшно, — ответил мне женский голос.

— Шила? Это ты?

— Нет.

— А кто это?

— Это твоя жена.

— Ты дома?

— Нет. Нет тебя, нет дома.

— Ты где?

— На даче.

— Что там? Шашлык?

— Не, цветы сажаю.

— Зачем?

— Себе за все прошедшие праздники.

— Извини, я совсем забыл про нашу свадьбу, три года помнил, а сегодня забыл.

— Ничего. Привези мне земли. А то я копаю, а земли нет. Цветы сажать некуда.

— Что ты копаешь, не понимаю.

— В душе своей копаюсь. Мне страшно.

— Что тебя так напугало, любовь моя?

— Я сама. Я такого в себе нашла. Женщина без любви — это страшно, лично я, когда не влюблена, испытываю сильный голод и жажду чувств, до судорог. Хожу голодная, жрать охота, но их, чувств, не купить, нет таких денег.

— Нет денег? — начал я рыться по карманам.

— Деньги есть, таких нет. Связь куда-то постоянно пропадает.

— А мне хорошо тебя слышно.

— Между нами, между нами, между нами, между нами, — короткими гудками заело в телефоне пластинку. Потом, словно кто-то поправил иглу проигрывателя: — Между нами какая-то связь, но какая, я так и не могу разобраться. Она постоянно то пропадает, и я оказываюсь вне зоны действия сети, то настолько слаба, что мы переходим на эсэмэс.

— Ты хочешь сказать, что она случайная?

— Нет. Случайная связь для женщины — это вообще не связь, а скорее, повязка, на рану от настоящих чувств… Мне кажется, что я глубоко несчастна, настолько глубоко, что не чувствую дна, что вот-вот утону.

— Да что за дерьмо? Как можно быть со мной несчастной?

— Легко. Счастье, как редкий солнечный дождь, и счет идет на капли. То ли дело несчастье, если уж затянет, так затянет, если уж ливанет, так ливанет, и счет идет на бутылки. Только звон стекла по утрам в мусорных пакетах.

— Шила, ложись спать, у меня монет больше нету, сейчас связь оборвется. Я тебе перезвоню.

— Мужчины всегда так говорят, а потом не звонят, — посыпались вслед за последним словом гудки. Я держал некоторое время в руках трубку, все еще прижимая к уху. Я прислушивался изо всех сил, пытаясь выжать из холодной пластмассы еще несколько слов с таким усердием, что слух мой принял чей-то чужой разговор: