В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - читать онлайн книгу. Автор: Люси Уорсли cтр.№ 36

Шкатулки для рукоделия, позволявшие дамам делать и дарить подарки, представлялись им полными сокровенного смысла. "Мне они казались восхитительными, — признается племянница сестер Остин Анна, — и именно такими они наверняка и были". Они также воплощали собой идеал приватности, как, впрочем, и комната для занятий рукоделием. Мужчин сюда не допускали; здесь женщины могли спокойно предаваться болтовне, не опасаясь быть подслушанными. "Очарование этой комнаты с ее скудной обстановкой и дешевыми обоями, — позже заметят историки, — скорее всего, заключалось… в возможности блеснуть друг перед другом остроумием, которое в семье высоко ценилось".

В соседней спальне стояли две кровати, купленные в предшествующем, 1794 году, отцом Кассандры и Джейн, опять-таки у мистера Ринга. До этого они, скорее всего, спали в одной постели, что в Георгианскую эпоху было обычным делом (особенно у слуг). Джейн, например, с удовольствием делила со своей подругой Мартой раскладную кровать, "вольготно расположившись на которой мы проболтали до двух и проспали всю оставшуюся ночь". Но больше всего Джейн любила ночевать с Кассандрой или в одиночестве. Однажды, находясь в гостях, Джейн в письме родным признавалась, что ей "приятно писать из собственной комнаты, к тому же такой удобной".

Мистер Ринг вел учет покупок в громадных, переплетенных в кожу гроссбухах с отдельным указателем, завернутым в кусок сизых узорчатых георгианских обоев. Вот откуда нам известно, что в 1794 году мистер Остин заказал для своих дочерей "2 кроватных каркаса на колесиках" с витыми стойками для навеса и "набалдашниками красного дерева". Каждая кровать обошлась ему в 1 фунт 4 шиллинга 0 пенсов — совсем недорого, хотя надо было еще докупить сорок два ярда хлопка в сине-белую клетку, шестьдесят девять ярдов сине-белой тесьмы и тик для наперников. С расходами на фурнитуру и шитье стоимость кроватей выросла до 21 фунта 1 шиллинга.

Историк Эдвард Копланд подчеркивает, что мистер Остин уложился в скромную сумму, соответствующую его положению. Если верить той же амбарной книге, более состоятельный покупатель, сэр Генри Полет Сент-Джон Майлдмей, приобрел похожую кровать, но "с наилучшим гусиным пером" и дорогими, посаженными на подкладку занавесями из белого канифаса за 25 фунтов 16 шиллингов и 10 пенсов. То есть кровать баронета стоила более 25 фунтов, в то время как кровати дочерей священника чуть больше 10 фунтов каждая. Примечательно, что мисс Мейнуорринг, школьная учительница, заплатила за свою кровать всего 1 фунт 5 шиллингов, и ей ни за что не пришлось доплачивать — ни за оборки, ни за полог, ни за любые другие аксессуары. Очевидно, что учительница могла себе позволить только подержанную мебель. Сам мистер Остин в целях экономии сдавал мистеру Рингу старую мебель в качестве частичной платы за новую. Например, за старую кровать ему скостили 1 фунт 18 шиллингов.

Подробным описанием гардеробной, этой святая святых сестер, мы обязаны их племяннице Анне, которая подолгу жила в Стивентоне и которую пора ввести в наше повествование. В мае 1795 года мать Анны, первая жена Джеймса Остина Энн, заболела в Дине. Джеймс вспоминал, как услышал странный стук во входную дверь, будто в дом просилась Смерть. Анна умерла, оставив Джеймса вдовцом с крохотной дочкой на руках. Маленькая Анна причиняла отцу такие невыносимые страдания, "постоянно спрашивая и беспокоясь о маме", что он отослал девочку в Стивентон, препоручив заботам тетушек Кассандры и Джейн.

Женившись вторым браком на Мэри Ллойд, подруге Джейн, Джеймс в каком-то смысле восстановил справедливость: когда-то Мэри с сестрой Мартой пришлось покинуть динский пасторат, где Джеймс поселился с первой женой. Вернувшись в свой старый дом полноправной хозяйкой, деятельная — порой чересчур деятельная — Мэри настояла на том, чтобы ее маленькое приданое пошло на уплату мужниных долгов. Она относилась к той категории женщин, которые искренне восторгаются, получив в подарок каток для глажки белья, — он доставлял ей не меньше радости, чем Джейн — розовые туфельки. Но с падчерицей Мэри при всех своих организаторских талантах поладить не сумела, и Анна продолжала подолгу жить в Стивентоне.

Анна была на семнадцать лет моложе Джейн, что не мешает ей оставаться важной свидетельницей повседневной жизни своей тетушки. В отличие от других членов семьи Анна в своих воспоминаниях не старалась ничего выдумывать или приукрашивать действительность. "Оглядываясь на те годы, — признавалась она позже, — я мало что вижу четко и ясно: все кажется теперь таким смутным!"

Итак, Анна была правдивой, но слишком юной, чтобы поведать нам, как создавался первый известный роман Джейн, написанный вскоре после того, как сестры перебрались в гардеробную. Но по счастью — и вопреки попыткам остальных Остинов сберечь семейную тайну, — сохранились источники, которые могут пролить на нее свет.

Мы можем только догадываться о том, что в 1795–1796 годах у Джейн был роман. Не в последнюю очередь в этом виноваты ее близкие, не желавшие, чтобы романтическая история их знаменитой родственницы стала достоянием гласности. "Полагаю, у меня нет нужды просить вас не ворошить эту старую историю", — пишет один из них.

Кроме того, нам трудно понять, что 200 лет назад люди многие вещи воспринимали совсем не так, как мы сегодня. У биографов Джейн обычно предстает современной женщиной, которая реагирует на события точно так же, как мы. Однако, пытаясь исследовать историю человеческих чувств — то, чем историки начали заниматься относительно недавно, — мы должны проявлять осторожность. Взять хотя бы любовь. Для Джейн влюбиться в мужчину было настоящим приключением — рискованным и требующим смелости. Несмотря на новаторские идеи Сэмюэла Ричардсона и других романистов, в окружении Джейн будущий брак оценивали прежде всего с прагматичной, в первую очередь финансовой точки зрения. О том, чтобы "прислушиваться к своему сердцу", как внушают нам сегодня, не могло идти и речи.

Тем не менее она влюбилась. О взглядах Джейн на ключевую роль любви в супружестве мы узнаем из ее позднейших наставлений юным племянницам. В 1814 году она писала своей племяннице Фанни, двадцати одного года, предостерегая ее от брака с первым попавшимся шалопаем. "Ты пока встречала слишком мало молодых людей, и следующие шесть-семь лет твоей жизни будут полны искушений", — писала она и делала вывод, что Фанни следует набраться терпения.

По ее мнению, именно в возрасте 21–28 лет "формируются сильнейшие привязанности". Ей самой как раз исполнился 21 год, когда в ее жизни появился человек, отношения с которым до сих пор интригуют ее читателей.

Насколько они были близки — Джейн и ее мимолетный возлюбленный? Многие биографы, горя желанием защитить ее от обвинений в холодности, утверждают, что она влюбилась в него без памяти и осталась с разбитым сердцем. Они приводят множество доказательств в пользу этой версии, но, к несчастью, не слишком убедительных. Дело в том, что Джейн, как всегда, шутила.

Рассказывая в этой главе историю Джейн и Тома, мы заодно попробуем понять, насколько глубоко нам дано проникнуть в душу Джейн.