В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - читать онлайн книгу. Автор: Люси Уорсли cтр.№ 5

Пасторские дома часто имели неряшливый, словно заплатанный вид, и дом в Дине следовал общему правилу. Священникам обычно хватало достатка на то, чтобы пристроить лишнюю комнату или окно-фонарь, но капитальное переустройство было им не по карману. Однако Джордж Остин и многие его собратья по сану считали делом совести по мере возможности подправлять свои жилища за собственный счет, так как пользовались ими по доверенности до передачи преемникам.

Ситуация, когда дом и земля не принадлежат семье, а находятся в ее распоряжении по чьей-то милости, будет повторяться в романах Джейн. Она всегда симпатизирует тем землевладельцам, которые не скупятся на вложения, стараются для людей, а не чахнут над златом. Ее роман «Мэнсфилд-парк», более других завязанный на владении и управлении, на самом деле о том, кто лучше обихаживал Англию и кто поэтому достоин наследовать ее. Одна из героинь «Нортенгерского аббатства» мечтает о «непритязательном уюте приходского домика», ведь человеком «благородным» делало вас не ваше огромное поместье, а ваши качества: радушие, порядочность, образованность.

Мистеру Остину предстояло стать хорошим управляющим пасторатом. Он год за годом что-то «добавлял и совершенствовал», расширяя дом, «пока тот не удостоился звания весьма благоустроенной семейной резиденции». Изображаемые Джейн священники, доктор Грант и Эдмунд Бертрам, равно как и жуткий мистер Коллинз, будут постоянно поглощены насущной по тем временам заботой об «усовершенствовании жилья». Аристократы усовершенствовали свои загородные поместья и парки, священники усовершенствовали свои пастораты. Это была своего рода обязанность: как говорил мистер Коллинз, священник «ни в коем случае не вправе пренебрегать комфортом своего жилища».

И Джордж Остин оказался на правильном месте в правильное время. На протяжении его жизни сельское духовенство все укреплялось и укреплялось, так как технические новшества в сельском хозяйстве привели к увеличению прибыли и с церковных, и с десятинных земель. Вследствие этого церковная стезя приобретала все большую привлекательность в глазах младших сыновей помещиков. Один из внуков мистера Остина, ставший, благодаря удачному стечению обстоятельств, вполне обеспеченным помещиком, пошел тем не менее по стопам деда, приняв стивентонский приход. Но старый дом его не устроил. Около 1825 года здание было снесено и возведено заново на более высоком фундаменте, избавленное от назойливых затоплений.

Перед пасторским домом, в бытность там родителей Джейн, имелась подъездная дорожка, или «дуга», для разворота экипажей — важный атрибут благородства. Рядом был пруд и «полоса каштанов и елей». С солнечной южной стороны дома, за глинобитной стеной, раскинулся «один из тех старомодных садиков, где вперемежку росли овощи и цветы».

Само здание представляло собой трехэтажный короб с двумя флигелями сзади. В 2011 году при раскопках там было найдено более тысячи гвоздей, разрешивших долгий спор относительно того, какой из двух абсолютно разных набросков дома ближе к реальности: тот, на котором он больше.

Когда Остины вошли внутрь и начали отворять двери, они обнаружили на первом этаже две гостиные, «чистую» и «простую», две кухни, а также кабинет мистера Остина. Один из Остинов повторил потом, что парадная дверь открывалась прямо в «простую» гостиную, где можно было застать миссис Остин «с иглой в руке, занятую шитьем или штопкой». Однако раскопки 2011 года, проведенные под руководством Дебби Чарлтона, показали, что между парадной и задней дверью тянулся коридор, по которому вы могли пройти прямиком в сады. «Чистая» гостиная, или столовая, площадью чуть более семнадцати квадратных футов, располагалась слева от двери и двумя своими многостворчатыми окнами выходила на подъездную «дугу». Две кухни с правой стороны именовались «задняя» и «передняя». В первой занимались серьезной стряпней, в то время как «передняя», видимо, служила буфетной, где хранилась посуда и готовили утренний чай.

Раскопки 2011 года, когда на свет божий было извлечено множество хозяйственных мелочей, позволили частично восстановить бытовую среду, в которой росла Джейн. Это, к примеру, осколки семейного фарфора с синим ивовым узором, не китайского, а британского — не столь дорогого. Это чайные чашки без ручек, подобные пиалам, использовавшиеся в комплекте с блюдцами более глубокими, чем те, к каким привыкли мы. В число находок входили: колпачок для тушения свечей, подставка под яйца, девять винных бутылок и фрагменты семейного обеденного сервиза из кремового веджвудского фаянса. Этот домашний продукт гончарного ремесла был модным, но доступным. «Достойно изумления, насколько быстро он проник чуть ли не в каждый уголок земного шара», — писал изобретатель кремового фаянса Джозайя Веджвуд в 1767 году. Интересно прикинуть, какие из обнаруженных предметов могут иметь отношение к счету, выставленному мистеру Остину местным поставщиком домашней утвари: не являются ли, к примеру, черепки тяжелого керамического блюда остатками той самой «миски для пудинга», которую он купил за два шиллинга шесть пенсов в Бейзингстоке в 1792 году? При виде этих простых вещей из обыденной жизни странно екает сердце, потому что для меня они — прообраз того, как впоследствии Джейн при помощи воображения будет из обыкновенных людей и их жизней лепить своих необыкновенных персонажей.

Самой приятной комнатой пасторского дома кажется кабинет мистера Остина с открывающимся в сад окном-фонарем. Это была его «исключительная собственность, отгороженная от всей хозяйственной суеты». Хотя там стояли хепплуайтовские шкафы с сотнями книг, мистеру Остину не хватило чванства переименовать кабинет в «библиотеку», как поступили бы многие его более тщеславные собратья. Кабинет имел то преимущество, что прихожане могли попадать в него, минуя другие комнаты. «Тяжелая поступь» в коридоре оповещала домочадцев о присутствии в доме чужих.

Наше представление о доме как о территории отдыха и общения было совершенно чуждо георгианцам, которые занимались тяжелым домашним трудом. Каких физических затрат требовало одно наведение в таком жилье чистоты и порядка! Стирка, готовка, уборка: все это отбирало уйму сил и времени.

К тому же мистер Остин фактически разделил со своими прихожанами их сельскохозяйственную повинность. «В тех краях, — изрек в 1802 году член парламента, — каждый приходской священник — в определенной степени земледелец; он, ex officio ^[3], отчасти фермер». Помимо церковной земли мистер Остин распоряжался фермой Чиздаун в 195 акров и пытался извлекать из нее прибыль. Поэтому Остины жили сельскохозяйственными циклами, от праздника стрижки овец до праздника урожая, и наоборот.

«Фактотум» мистера Остина Джон Бонд особенно радовался «отдохновению» ежегодного праздника урожая. Это он заведовал делами на арендованной мистером Остином ферме. Джон Бонд не учился грамоте, но умудрялся вести отчетность, рисуя на дубовом столе ему одному понятные закорючки. По деревенскому обычаю он обвенчался со своей женой Энн только после рождения их первой дочки. Но малютка Ханна вскорости умерла; отпевал ее мистер Остин. Хозяин и слуга со временем подружились. Однажды мистер Остин и его сосед фермер вскладчину купили стадо овец и, «дабы разделить его по справедливости, порешили отпереть загон и половину стада, которая вывалит оттуда первой, считать пасторской». Джон Бонд незаметно сделал так, чтобы первой выбежала самая лучшая овца. «Я заприметил ее сразу, как вошел, — рассказывал он, — и когда мы отворили загон, я хвать ее палкой, она и деранула вон». Мистер Остин и Джон Бонд, пастор и хват.