Там, за чертой блокады - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Сухачев cтр.№ 29

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Там, за чертой блокады | Автор книги - Михаил Сухачев

Cтраница 29
читать онлайн книги бесплатно

Нелли Ивановна измучилась, пытаясь примирить два спорящих лагеря. Последней каплей, выбившей ее из равновесия, было положенное на стол заявление двух молодых воспитательниц об «увольнении по собственному желанию в связи с самостоятельным возвращением в Ленинград».

Никто не ожидал от директора такой реакции – с «сибирским акцентом». Все с замиранием сердца слушали ее эмоциональный монолог, закончившийся словами:

– Разорвите свое заявление на части, когда пойдете в туалет, «самостоятельно возвращающиеся»!

Борьба мнений прекратилась, когда в дверь просунула голову Польди и сказала, что испуганные дети стоят толпой в коридоре, под дверью кабинета директора.

Изабелла Юрьевна, кивнув в сторону директора, шепнула Веронике Петровне:

– Слава богу, наконец выпущен пар, готовый к взрыву.

Еще долго между членами «враждующих» группировок сохранялась заметная напряженность. Но в конце концов время сделало свое дело: директор и «самостоятельно возвращающиеся» извинились друг перед другом.


После прорыва блокады Ленинграда в адрес детдома хлынул поток писем и запросов от родных и близких детей. Почти все они содержали просьбу о помощи найти своего ребенка. Просьбы высказывались по-разному: тут были и мольба, и слезное прошение, и требование, и даже приказ, написанный казенным чиновничьим языком.

Одна из просьб, написанная на шести листах, выглядела почти как настоящее литературное произведение, в котором автор описал свои чувства к жене, погибшей в блокаду, и сыну, эвакуированному из Ленинграда с детским домом номер 21 в деревню Ягодное.

Были конверты, в которых лежали довоенные фотографии ухоженных, пухленьких, нарядно одетых детишек, с просьбой опознать их среди детдомовских. Эта задача была не из легких. Все-таки прошло немало времени с трагической зимы сорок первого года, когда эти дети, осиротевшие, предельно истощенные, полуживыми попадали в детдом, часто не помня ни своих фамилий, ни имен, и были заново названы воспитательницами: Лера Ладожская, Сережа Петропавловский, Ким [22] Независимый. Дети подросли, да и одежда на них сильно отличалась от той, что на фотографиях. Нередко эти опознания были удачны, но случались и курьезы, приводившие в смятение директора и воспитательниц.

Как-то пришло письмо от женщины из Казани, которая была эвакуирована из Ленинграда с военным заводом и оставила трехлетнюю дочь Галину Веселову с бабушкой. Мать узнала, что после смерти бабушки дочь эвакуировали куда-то в Сибирь. Женщина вложила в письмо фотографию, по которой просила опознать ее дочь.

Вероника Петровна нашла сходство ребенка на фотографии с девочкой, которую еще в Ленинграде нарекли Валей Скороходовой, и попросила Нелли Ивановну перепроверить ее.

Директор подозвала девочку:

– Валечка, посмотри на фотографию. Скажи, ты узнаёшь эту девочку?

– Нет.

– А она тебе нравится?

– Да.

– А что тебе в ней нравится?

– У нее платье красивое.

– Господи! – воскликнула старая воспитательница. – Да она совсем не похожа. Это я в своем воображении поторопилась создать сходство! Что же делать?

– Нам надо быть очень осторожными. Если есть сомнение, лучше приглашать родственников приехать сюда к нам. Травма от нашей ошибки может иметь тяжелые последствия.


В войне уже чувствовался перелом в нашу пользу, люди стали активнее искать родственников и близких. Почти с каждой почтой начали приходить письма от Сергея Яковлевича Пожарова. Эльза носила их с собой и читала по многу раз. Часто она вместе с Виктором садилась и перечитывала наиболее интересные отрывки из фронтовой жизни отца. Ее глаза при этом блестели от радости, а ямочки на щеках напоминали довоенную девчонку-сорвиголова, которая в пионерском лагере не отставала от мальчишек при набегах на чужие яблоневые сады. Почти в каждом письме отец упоминал Виктора и Валерия, вспоминая, как он познакомился с ребятами в лагере. Эльза со Стоговым лежали тогда в лазарете после того, как Виктор спас ее, вытащив, едва не захлебнувшуюся, из реки.

Когда Эльза прочитала выдержку: «Теперь из твоих писем я все больше убеждаюсь, что возле тебя настоящие друзья – Стогов и Спичкин, с которыми, как сейчас говорят, не страшно пойти в разведку», Виктор едва сдержал слезы.

– Ты обратил внимание, что папа ни в одном письме не упоминает о маме? Ведь он же очень любил ее.

– Нет, не обратил.

– Это потому, что я не выдержала и написала ему про всё: как мама опустилась, как внушала мне волчий закон – в минуту опасности волчица бросает детенышей, чтобы самой выжить; как отщипывала кусочки от моей доли хлеба и выгнала меня, когда я потеряла свою хлебную карточку; как она требовала, чтобы ты, Витька, научился воровать и делился наворованным с ней. Помнишь? Он поэтому и не упоминает о маме, чтобы не огорчать меня. Я ведь у него теперь одна…

Эльза разрыдалась и уткнулась головой Виктору в плечо.

– Ну-ну. А может, ты зря написала всю правду? Она ведь с ума сошла от голода. Можно было бы что-нибудь другое выдумать: в ту зиму всякое было. Ты подумала, как он пережил все это, узнав о Марии Яковлевне? Сама говорила, что он очень любил ее.

Эльза рывком подняла голову и уставилась заплаканными глазами на Виктора. В них появилась тень сомнения, растерянности.

– Не смей издеваться надо мной!

Она вскочила и опрометью бросилась из комнаты.

…В очередной партии писем пришел «фронтовой треугольник» с необычным адресом: «Томская область, д. Ягодное, директору детдома, эвакуированного из Ленинграда в период 1.06. 42 по 1.12.42». К письмам с обратным адресом «Полевая почта…» у персонала было особое отношение: их читали вслух у директора в кабинете.

«Уважаемый директор! – начиналось письмо, написанное химическим карандашом. – Пишу Вам на развалинах моего дома № 12, что на Прилукской улице. Три дня назад, после серьезного ранения и трехмесячного пребывания в госпитале, получил разрешение поехать в Ленинград, чтобы навести справки о семье, с которой потерял связь с конца сентября 1941 г. Пишу двенадцатое письмо, а нужно еще тридцать четыре, ровно столько, сколько, мне сообщили, было эвакуировано из Ленинграда детских домов. Пишу и плачу и буду писать до изнеможения, до смерти, пока не найду свою единственную, оставшуюся в живых дочь, ради которой цепляюсь за жизнь. Сейчас мне известно, что в ноябре 41 года от голода умерли моя жена и пятилетний сын, что полуторагодовалую доченьку Светочку вместе с продуктовыми карточками тогда же взяла соседка, работница трикотажной фабрики.

Во время артобстрела соседку нашли убитой недалеко от дома. Дворник вынужден был отдать мою дочь дружинницам, собиравшим трупы погибших, и просил сообщить, в какой детский дом ее отдадут. Девушки добросовестно выполнили его просьбу, а дворник добросовестно записал сообщение в домовую книгу.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию