А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Губарев cтр.№ 107

«Сознавая свою причастность к замечательным научным и инженерным свершениям, приведшим к овладению человечеством практически неисчерпаемым источником энергии, сегодня, в более зрелом возрасте, я уже не уверен, что человечество дозрело до владения этой энергией. Я осознаю нашу причастность к ужасной гибели людей, к чудовищным повреждениям, наносимым природе нашего дома – Земли. Слова покаяния ничего не изменят. Дай бог, чтобы те, кто идет после нас, нашли пути, нашили в себе твердость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего».

Это было сказано на финише жизни, когда академик Харитон стал чуть ли не богом в физике. Он как звезда первой величины горел в науке, тем самым ярко освещая весь ХХ век. И таких звезд немного, может быть, несколько десятков, но меньше сотни – это точно! А Юлий Борисович Харитон вместе с Курчатовым, Зельдовичем, Щелкиным встал вровень с Оппенгеймером и Теллером 29 августа 1949 года, в день испытания первой атомной бомбы в СССР, хоть и похожей на американскую, но все же сделанной своими руками и сотворенной своими головами… И это дало возможность работать дальше уже спокойнее, ну а присмотр Сталина и Берии стал мягче, он уже не висел дамокловым мечом над ними. По крайней мере, над теми, кто был отмечен за августовский взрыв Звездами Героев. Но это уже итог гонки, а в самом ее начале фамилия «Харитон» не фигурирует в документах Атомного проекта СССР.

Уже приняты наиважнейшие решения и в правительстве, и в Академии наук СССР, работы по атомному ядру расширяются: неутомимый Курчатов забрасывает правительство письмами, он не дает покоя руководителям Академии наук. В документах мелькают известные имена физиков – от академиков (Вернадский, Иоффе, Вавилов, Капица, Хлопин) и до будущих научных светил (Скобельцын, Арцимович, Курчатов, Алиханов), но фамилии Харитона нет.

Он врывается в эту область вместе с Зельдовичем в 1939 году, и впервые о их работе говорят в превосходной степени на обсуждении доклада «Об итогах конференции по атомному ядру в Харькове». В стенограмме записано так:

«…здесь возникает вопрос: нельзя ли осуществить такую цепную реакцию.

Такого рода расчеты производились целым рядом исследователей, и, в частности, французские исследователи – Жолио, Перрен и другие – пришли к выводу, что такая реакция возможна и, следовательно, мы стоим на грани практического использования внутриатомной энергии.

Однако на самом деле вопрос оказался значительно сложнее. Дело в том, что в этих расчетах не был учтен целый ряд добавочных и практически очень важных обстоятельств. На совещании как раз этому вопросу было уделено большое внимание, в частности, детальный и очень интересный расчет был выполнен и доложен сотрудниками Института химической физики Зельдовичем и Харитоном. Оказалось, что практически использовать внутриядерную энергию таким способом, во всяком случае, нелегко. Выводы, сделанные в этом докладе, вообще говоря, на данный момент надо считать пессимистическими».

С этого дня Яков Борисович Зельдович и Юлий Борисович Харитон уже не могли «раствориться» во времени, они оказались на виду. Естественно, что оба были привлечены к Атомному проекту: оба оказались на «Объекте» и уже вместе шли к созданию атомного и термоядерного оружия.

Впрочем, весьма странно, что именно таким оказался путь Харитона! Вдумчивого исследователя не может не поражать «странность» этой судьбы: казалось бы, все было против того, чтобы Юлий Борисович стал носителем высших государственных тайн в СССР – по крайней мере, нас всегда учили, что люди с таким происхождением и такими родственниками, как у Харитона, в лучшем случае работали дворниками, но в подавляющем большинстве вкалывали на Колыме или Крайнем Севере. Судите сами, свидетельствует главный конструктор А. А. Бриш:

«С раннего детства маленький Юлий был лишен постоянного общения с матерью. Она, будучи актрисой Московского художественного театра, встречалась с мужем и сыном только в летнее время на даче под Петербургом. Когда Юлию минуло шесть лет, мать уехала в Германию и обратно не вернулась… Отец в 1922 году был выслан из России с группой идеологически чуждой интеллигенции, поселился в Риге, и Юлий Борисович с ним больше не встречался. В 1940 году, после присоединения прибалтийских республик к СССР, отец Ю. Б. был арестован и погиб в заключении…

Во время войны с Германией сестра Ю. Б. Лидия Борисовна, жившая в Харькове, оказалась на оккупированной территории и чудом осталась жива, потеряв сына, сестре Анне Борисовне пришлось пережить тяготы блокадного Ленинграда, а мать жены погибла в еврейском гетто в Риге…»

Известно, что «Личное дело Харитона Ю. Б.» всегда было под рукой у Берии, он хранил его в личном сейфе. И Юлий Борисович об этом знал…

Мне посчастливилось встречаться с академиком Харитоном в Москве и в Арзамасе-16, бывать на научных конференциях, где он выступал. Несколько раз я писал о нем, брал у него интервью, но долгие годы (даже десятилетия!) не удавалось рассказать о главном в его жизни – о работе над ядерным оружии. И только в 1988 году в очерке в «Правде» (помог авторитет газеты) я написал о первой атомной бомбе и о впечатлениях самого Ю. Б. Харитона о том испытании. «Прорыв» был сделан, и теперь уже «вето» с Харитона было снято… Удалось побывать в Арзамасе-16, встречаться там с научным руководителем Ядерного центра, провожать его в Почетные научные руководители, отмечать юбилеи… Помню одно свое ощущение: создалось впечатление, что академик Харитон вечен. Так же как и его старшая сестра Анна Борисовна, которая хлопотала по дому и к которой сразу же возникала какая-то нежная привязанность. Но вдруг неожиданно ушла она, а вскоре и сам Юлий Борисович.

Проститься с ним в Академию наук никто из руководителей страны и правительства не приехал…

К счастью, о человеке остаются воспоминания. Иногда они быстро стираются из памяти, но если уходит великий человек, то остаются навсегда. И обязательно хочется передать их потомкам, чтобы знали о фундаменте, на котором строится их жизнь.

Воспоминаниями о Ю. Б. Харитоне охотно делятся все, кто хоть однажды сталкивался с ним, а тем более с ним работал. Я выбирал те фрагменты, которые дополняли уже сложившийся образ ученого и которые были для меня внове. Надеюсь, для читателя тоже…

Первое слово Льву Дмитриевичу Рябеву, который работал в Арзамасе-16, потом в ЦК КПСС, Совете министров, в министерстве среднего машиностроения, в Минатоме. Он был у Харитона в подчинении, потом стал его «начальством» (хотя какое у ученого может быть начальство?!), но всегда был соратником. Лев Дмитриевич не любит рассказывать о себе, о своей работе, не очень жалует журналистов – работа у него всегда была сверхсекретной, – но для Ю. Б. Харитона он не мог не сделать исключения. Он вспоминает:

«Мне повезло. Буквально с первых шагов работы во ВНИИЭФ, с 1957 года, в отделе А. С. Козырева мне довелось участвовать в исследованиях, которые имели высокий гриф секретности (особая важность). Тема называлась «обжатие малых масс дейтериево-тритиевой смеси с помощью взрывчатых веществ». Ход работ по теме часто обсуждался в узком кругу у Ю. Б. с участием Я. Б. Зельдовича, А. Д. Сахарова, Е. А. Негина и других руководителей института. Вскоре я убедился, что такого типа встречи-совещания были одним из элементов стиля работы руководства: не было „стены“ во взаимоотношениях маститых ученых и молодых исследователей. С тех пор на протяжении почти сорока лет я имел счастье сотрудничать с Юлием Борисовичем.