Переосмысление. Историческое попурри - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Терещенко cтр.№ 47

Московское восстание, как писал историк Сергей Бахрушин, явилось лишь выражением общего настроя, господствующего в государстве. Глубина и сложность причин, обусловивших его, проявились в той быстроте, с которой оно распространилось по всему пространству Русского государства…

Надо отметить, что волна восстаний охватила всю страну: и посадские центры торгового северо-востока, и старинные вечевые города, и недавно заселенные военные окраины «поля» и Сибирь.

Соляной бунт — это не обычные уличные манифестации, а нечто большее — это восстание против крохоборства власти.

Не прошло и двадцати лет после Соляного бунта, как Россию охватило «медное восстание», которое по существу тоже было бунтом. Оно вспыхнуло 25 июля (4 августа) 1662 года, в период затяжной Русско-польской войны, продолжавшейся с 1654 по 1667 год. Это было восстание городских низов против повышения налогов, пошлин, оброков и других видов штрафов, а также против избыточного выпуска с 1654 года обесценивающихся (по сравнению с серебряными) медных монет.

В XVII веке в Московском государстве не существовало собственных золотых и серебряных рудников. Драгоценные металлы ввозились из-за границы. На Денежном дворе при царе Алексее Михайловиче чеканили русскую монету: копейки, деньги и полушки (половина деньги).

Немного из истории. Общая ситуация в стране сложилась таким образом. Украина, зажатая между католической Речью Посполитой (Польшей) и мусульманским Крымом, предопределила обращение за помощью к Москве. Переяславская Рада приняла решение о конфедерации Украины с Россией. После этого началась новая Русско-польская война. Она потребовала от России огромных расходов. Чтобы найти денег, дипломат, политик и боярин, глава Посольского приказа в царствование Алексея Михайловича Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин (1605–1680) предложил своеобразную аферу — выпускать медные деньги по цене серебряных.

Идея боярина была такова — налоги собирать серебром, а жалованье раздавать медью. Народ российский терпеливый и понятливый. Поначалу он согласился с объяснением — войско и державу надобно поддержать в крутую годину. Так, мелкая медная монета имела хождение наравне с серебряными копейками. Бояре и царь успокоились обдираловкой народа. Однако вскоре чрезмерный выпуск ничем не обеспеченных медных денег, чеканившихся в Москве, Великом Новгороде и Пскове, привел к их обесцениванию. Дошло до того, что за 6 рублей серебром давали 170 рублей медью. Говоря современным экономическим языком, резко поднялась инфляция. Несмотря на сдерживающие указы царя торговцам и купцам — не повышать цены, все товары резко подорожали. Такая горе-реформа привела к фальшивомонетничеству.

Простолюдин был возмущен безнаказанностью бояр. 25 июля 1662 года на Лубянке были обнаружены прокламации с обвинениями некоторых государевых мужей в тайных сношениях с Речью Посполитой. Это был явный фальшак, но людям требовался повод. На фитиль нашлась спичка. И заполыхала зубодробительная ненависть, опять же как при Соляном бунте 14 лет назад, к боярам. Начались погромы с походом москвичей в Коломенское к царю. Там ему передали челобитную с требованием снижения цен и налогов и наказания виновных. Алексей Михайлович дал слово расследовать дело. После получения таких обещаний немного успокоившиеся бунтовщики повернули назад.

Но стража с вышек доложила царю — снова надвигается огромная многотысячная толпа, настроенная явно враждебней первой — с дрекольем. Кто же ее составлял — мелкие торговцы, мясники, хлебники, пирожники, крестьяне из соседних деревень. Они окружили дворец царя и уже не просили, а требовали отдать им на расправу предателей-бояр и виновных в «медной махинации».

Однако в Коломенском появились стрельцы и солдаты, отправленные боярами на выручку своих коллег и царя. После отказа разойтись был отдан приказ применить силу. Практически безоружную в своей основе толпу загнали в реку. До тысячи человек было убито, повешено, потоплено в Москве-реке.

Чиновник российского Посольского приказа Георгий Карпович Котошихин (1630–1667), он же Иоганн Александрович Селецкий, бежал в Швецию. Там он по заказу шведского правительства написал мемуары, ставшие важным источником по истории России XVII века. Был казнен в Швеции за убийство. По поводу «медного восстания» он писал:

«И того ж дни около того села повесили со 150 человек, а остальным всем был указ, пытали и жгли, и по сыску за вину отсекали руки и ноги и у рук и у ног пальцы, а иных бив кнутьем, и клали на лице на правой стороне признаки, розжегши железо на красно, а поставлено на том железе «буки», то есть бунтовщик, чтоб был до веку признатен; и, чиня им наказания, розослали всех в дальние города, в Казань, и в Астрахань, и на Терки, и в Сибирь, на вечное житье… а иным пущим вором того ж дни, в ночи, учинен указ, завязав руки назад посадя в большие суды, потопили в Москве-реке».

Жестокость при розыске в связи с Медным бунтом не имела прецедентов. И все же жестокую власть народ вразумил — итогом этого восстания стала постепенная отмена медной монеты. В 1663 году медные дворы в Великом Новгороде и Пскове были закрыты. Возобновилась чеканка серебряных монет.

Получается, что разумные дела в России рождались всегда снизу, а власть боролась с ними через глупость, жестокость и кровь.

Это было в 1965 году во время учебы автора в Москве. Руководство вуза пригласило на вечер, посвященный 20-летию Победы над гитлеровской Германией, Маршала Советского Союза С. М. Буденного.

Он много чего рассказывал, а вот в блокноте у автора осталась запись такого содержания.

Во время битвы за Москву Буденный сказал Сталину, что новых шашек на складах нет. И кавалеристам выдали старые клинки с надписью: «За веру, царя и Отечество».

— А немецкие головы они рубят? — спросил Верховный Главнокомандующий.

— Рубят, товарищ Сталин.

— Так дай же Бог удачи этим шашкам — за веру, царя и Отечество! — промолвил Сталин.

Однажды после выступления Сергея Есенина к нему подошла женщина с просьбой об автографе — невысокая, с виду лет сорока, черноволосая, невзрачная…

Назвалась по фамилии — Брокгауз.

— А… словарь? — начал было Есенин.

— Да-да! — прервала его любительница то ли поэзии, то ли автографов. — Это мой дядя!

— Здесь неудобно. Едем с нами! — вполне серьезно заявляет поэт.

Впоследствии его друг Эрлих язвительно спросил, с чего ему вздумалось пригласить эту дуреху.

Есенин задумался.

— Знаешь, все-таки… племянница словаря! — ответил он.

Чайковский был человеком трепетным, легко ранимым, избегал конфликтных ситуаций, но, как оказалось, еще и терпеливым.