Пол Маккартни. Биография - читать онлайн книгу. Автор: Филип Норман cтр.№ 207

К тому же теперь этих двоих, десятилетиями не имевших ничего общего, кроме битловского прошлого, связывало одно печальнейшее обстоятельство. В декабре 1995 года, в том же месяце, когда у Линды был диагностирован рак груди, первая жена Ринго Морин умерла от лейкемии в возрасте сорока семи лет. Хотя он уже давно был женат на Барбаре Бах, а Морин была замужем за Айзеком Тигреттом, основателем сети Hard Rock Cafe, Ринго напоследок примчался в Сиэтл, где она лежала в больнице, и потом тяжело переживал ее кончину.

«Мо» Старки всегда нравилась Полу — скромная женщина, она ничем не нарушала внутреннюю жизнь Beatles, особенно после того, как оказалась от нее в стороне. Ее с Ринго трое детей: сыновья Зак и Джейсон и дочь Ли — были для маккартниевских чем-то вроде двоюродных родственников, и чтобы поддержать их, а также увековечить память о ней, Пол написал песню под названием «Little Willow», содержащую одно из образцовых проявлений его поэтической интуиции: «No one’s out to break your heart / It only seems that way» («Никто не жаждет разбить тебе сердце, / Это просто так кажется»).

В мае 1996 года Ринго вернулся в Хог-Хилл, чтобы записать с Полом два трека под продюсерским руководством Джеффа Линна. Первую вещь, «Really Love You», они написали прямо в студии; вторая, «Beautiful Night» («Прекрасная ночь»), пролежала в запасниках Пола с середины восьмидесятых. Это был еще один возвышенный гимн Линде, прямой наследник «Maybe I’m Amazed» и «My Love»: «You and me together / Nothing feels so good…» («Мы с тобой вдвоем. / Ни от чего не бывает так хорошо…»)

Только теперь их ночи были уже не прекрасными, а полными боли, страха и беспомощности.

7 июня Ливерпульский институт исполнительских искусств открыла сама королева. Затраты на него в итоге составили 18 миллионов фунтов, из которых 3 миллиона выложил Пол. До последней минуты его не оставляли дурные предчувствия, в том числе сомнения в способности Марка Фезерстоуна-Уитти, главного распорядителя средств и директора-основателя, довести проект до воплощения.

«Он был очень осторожен, потому что понятным образом не хотел ассоциировать свое имя с провалом, — вспоминает Фезерстоун-Уитти. — Даже когда я уже был на стадии составления нескольких пробных курсов, он не позволил вписать в программу слово LIPA. Мне пришлось обставить все так, как будто курсы исходили от нашего лицензирующего органа, Университета имени Джона Мурса».

Все подобные трения были забыты в момент, когда к оставшемуся неизменным неоклассическому портику Инни на Хоуп-стрит стали прибывать важные персоны. Внутри здания мрачные викторианские классные комнаты были заменены на светлые просторные студии и репетиционные пространства. Бывший актовый зал, в котором поколения мальчиков в черных блейзерах с трудом высиживали утренние молитвы, теперь превратился в аудиторию имени Пола Маккартни, со звуком и освещением, которым могли бы позавидовать лучшие рок-площадки. Однако следы старой школы не были стерты начисто. Комната номер 31 официально носила имя Алана Дербанда — в память об учителе английского языка, который когда-то раззадорил воображение Пола не слишком пристойными отрывками из «Кентерберийских рассказов» Чосера.

В скором времени сто девяносто учеников должны были приступить к занятиям танцами, драмой и музыкой. И обещание, которое при зарождении всего проекта пять лет назад казалось не более чем рекламным трюком, теперь стояло в программе, создавая огромный переизбыток желающих записаться: курс песенного авторства, который вел сам Пол.

Он приехал на открытие один, в строгом черном костюме, но без галстука — по-прежнему бунтуя против правил одежды, насаждавшихся «Базом», бывшим директором. Находясь, судя по всему, в эйфорическом настроении, он показывал не только привычно поднятые большие пальцы, но и мирный салют указательным и средним, а также игру на «воздушной гитаре». Когда он взял слово в аудитории своего имени, то слегка коснулся затянувшихся родовых мук LIPA. «Это был вечер трудного дня, но мы способны это уладить… ^[68] Понятно, что среди прочего я сейчас думаю о том, как гордились бы мои мама с папой, если бы были здесь… но я не стану в это углубляться, потому что разрыдаюсь».

В глубине души он уже рыдал. Первый курс химиотерапии не дал для Линды результатов, и она собиралась пройти второй. Побочные эффекты были настолько изнурительны, что на открытие ей пришлось отпустить его одного.

Насколько серьезно выглядела ситуация, свидетельствовало то, что месяцем позже она составила свое завещание. Поскольку она так никогда и не отказалась от американского гражданства, документ решили зарегистрировать в Нью-Йорке, таким образом выведя его из-под действия чрезмерно жесткого британского налога на наследство. Она оставляла все Полу, а после его кончины — четверым детям поровну, в доверительном фонде, который фактически не подлежал налогообложению и в США. Восемнадцатистраничное завещание было подписано в студии-мельнице в Хог-Хилле — 4 июля, в день американского праздника, — с привлечением двух свидетелей: помощника Пола Джона Хэммела и его студийного звукоинженера Эдди Клейна.

Между сеансами лечения она старалась, насколько можно, жить нормальной жизнью, находя, как всегда, абсолютное счастье в общении со своими лошадьми. С самым неприятным последствием химиотерапии она разобралась с ковбойской практичностью: не дожидаясь выпадения своих белокурых волос, побрила голову и обмотала ее банданой.

«Мне всегда поражало сходство между тем, как Линда справлялась с раком, и тем, как она выживала в условиях враждебной реакции большинства на ее брак с Полом, — писал потом ее друг Дэнни Филдс. — Она очень внимательно оценивала ситуацию, учитывала негативные последствия и перспективы, и хотя моментами казалось, что ее участь решена, она выходила сражаться из своего угла, рассчитывая только на победу».

Пресса оставалась в совершенном неведении относительно ее здоровья и не обращала внимания на случайные косвенные знаки. В ноябре вышла новая книга ее фотографий «Дорожные работы» («Roadworks»), и тогда же открылась выставка в Международном центре фотографии в Нью-Йорке, где ведущей была ее дочь Мэри. Линда приехала туда с Полом, однако в последний момент почувствовала себя плохо и осталась в машине.

К этому времени она уже переехала лечиться в Нью-Йорк, где за ней смотрел ведущий онколог города Ларри Нортон из Мемориального центра имени Слоуна — Кеттеринга. Больничный персонал позже вспоминал, как «она излучала надежду», поднимая настроение соседей-пациентов. Некоторые даже думали, что она уже вылечилась от рака и оставалась в больнице, просто чтобы показать другим, что это возможно.

Тысяча девятьсот девяносто седьмой должен был стать таким замечательным годом…

Он начался сразу с кульминации: в британском новогоднем списке награжденных Полу было присвоено рыцарское звание за «заслуги перед музыкой». Давно уже ставшая обыденностью в других сферах искусства и развлечений, эта награда по-прежнему оставалась редкостью в поп-музыке. Боб Гелдоф получил почетное рыцарство за Live Aid в 1986 году, однако в силу своего ирландского гражданства не имел права пользоваться средневековым титулом «сэр». Безупречный Клифф Ричард стал сэром Клиффом в 1995 году, а Джордж Мартин удостоился того же признания за свои многочисленные заслуги перед музыкой в 1996 году.