Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 172

Минуло десятилетие, и Угэдэй начал менять свое отношение к Елюю. Нам остается лишь гадать о возможных мотивах. Возможно, Угэдэй запрезирал своего министра после того инцидента, когда Елюй отказался мстить заговорщикам, собиравшимся его убить, а возмездие в таких случаях было священной обязанностью монгола. Может быть, Угэдэй постепенно отходил от политики и государственных дел, замыкаясь в Каракоруме, как Тиберий на Капри, и Елюй ему стал досаждать. А, возможно, Угэдэй решил, что Елюй — неудачник, наживший слишком много врагов? Нет. Напрашивается самое простое и правдоподобное объяснение: Елюй стал мешать Угэдэю предаваться азартным финансовым играм вместе с мусульманскими купцами и, когда надо, сорвать куш ^[2105]. Соблазнившись проектом Абд ад-Рашида удвоить налоговую квоту, Угэдэй в 1239 году пожаловал ему контракт на откуп налогов и уволил Елюя, сохранив ему титулы и положение придворного астролога, но больше не обращаясь к нему за советами и консультациями. Тогда же Угэдэй перевел Махмуда Ялавача из Туркестана в Китай на роль старшего администратора.

1239–1241 годы были самым смутным временем для китайского крестьянства: Абд ад-Рахман и его подельники неистовствовали. Наиболее эффективной была афера с займами, дававшимися Угэдэем: на эти деньги закупались товары, которые затем объявлялись украденными, а местность, на которой якобы совершилась «кража», обязывалась возместить потери (иногда это давало повод для четырехкратного увеличения налогов, как это случалось в 1238 и 1239 годах ^[2106]. К 1241 году даже Угэдэй утомился от безудержной и наглой коррупции, прогнал Абд ад-Рахмана, ликвидировал систему откупа и вернулся к порядкам Елюя, правда, не вернув его на прежнее место ^[2107].

Тем временем Чинкай выдвинул обвинения против Елюя, приписав ему растраты на основе косвенных свидетельств о коррупции в среде налоговых коллекторов ^[2108]. Это, безусловно, в определенной мере имело прямое отношение к борьбе за власть, вспыхнувшей после смерти Угэдэя в декабре 1241 года. Снова Елюй промахнулся, поставив не на ту лошадку при дворе, попал в немилость и умер в 1244 году, измученный неудачами и опечаленный смертью жены, случившейся ранее в том же году. Некоторые историки полагают, что он ушел из жизни вовремя, лишив врагов возможности его убить ^[2109].

Регентша Дорегене вернула Абд ад-Рахмана, пожаловав ему еще несколько лет для занятий вымогательствами и поборами в 1243–1246 годах. В общем, можно сказать, что если бы кому-то и довелось смеяться последним, то этим человеком мог быть только Елюй. Чинкаю пришлось горько сожалеть о своем альянсе с мусульманскими купцами. А Махмуду Ялавачу и Чинкаю пришлось бежать и искать защиты у Годана ^[2110], второго сына Угэдэя, от гнева регентши. И по иронии судьбы большая часть программы Елюя для Китая была реализована при царствовании Хубилай-хана ^[2111]. Человек необычайно талантливый, способный преодолевать ограниченность обыденного сознания, обладавший соломоновым видением проблем империи, потерпел фиаско только из-за того, что не был политиком.

Несмотря на расточительство, неуемные затраты на ловчих птиц, охоту и щедрые подаяния, Угэдэй всегда располагал избыточными финансовыми ресурсами, которые пополнялись за счет доходов от инвестиций. Часть средств он использовал для строительства монгольской столицы, в которой, как он полагал, империя нуждалась, хотя сам, как и отец, предпочитал жить в юрте. Чингисхан, вернувшись из Хорезма, обустроил ставку на берегах реки Орхон, состоявшую из множества юрт и кибиток, наказав брату Тэмуге запланировать создание надлежащего столичного города. Верховья Орхона считались исключительно важным регионом по целому ряду причин — коммерческих, стратегических и идеологических. Местность Каракорума служила летним пастбищем для кереитов, а буддийский храм стоял здесь со времен династии Ляо ^[2112].

Чингисхан умер раньше, и ему не довелось увидеть город; его завет исполнил Угэдэй, основав и построив в 1235 году Каракорум. Здесь многочисленные ремесленники и мастера, захваченные в плен в различных военных кампаниях, наконец могли заняться своим делом; прежде монголы использовали их в своих традиционных примитивных занятиях. Чужеземные умельцы делали стремена и прицелы для арбалетов, кузнецы подковывали лошадей, дубильщики выделывали меха и кожи, изготавливали седла и сбрую, плотники-столяры фасонировали луки и стрелы, ленчики для седел, кибитки и юрты, каркасы для войлочных жилищ кочевников ^[2113].

Среди мастеров-умельцев были и женщины. Одна дама из Меца (теперь это французский город) случайно оказалась в Венгрии во время монгольского нашествия. Она обладала уникальным даром создавать роскошные шатры, и ее увезли в Монголию, где окружили вниманием и заботой (наверняка, ее зарубили бы немилосердно, не будь у нее этого дара) ^[2114]. Для пленных мастеров и ремесленников строительство Каракорума с его изумительными дворцами предоставило свободу, физическую и духовную. На «стройку века» завозились лучшие мастера со всех концов империи, в том числе из Бешбалыка, резиденции Джагатая, и «города умельцев» Кемкемжек на северо-западе Монгольского плато, где патронессой была жена Толуя. Здесь поселились несколько тысяч плененных семей, в основном китайцев и туркестанских мусульман, поднаторевших на обработке металлов, изготовлении оружия и сельскохозяйственных приспособлений ^[2115]. Царевич Бури (сын Мутугэна, внук Джагатая) привез из Европы германских рудокопов-золотоискателей, поселив их при своем дворе возле Таласа (Тараза) в 170 милях к северо-востоку от современного Ташкента ^[2116].