Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 188

Бела отправил в лагерь Котяна депутацию доминиканских монахов как своих послов. Предводитель куманов принял условия короля, и они встретились в Трансильвании для ратификации сделки ^[2302]. Обе стороны вели себя цинично, используя щекотливое положение друг друга в своих интересах. Очевидно, не существовало никаких документов относительно договоренности между Котяном и Белой, и бароны заподозрили, что Бела задешево приобрел личную армию в обмен на фиктивное обращение этой армии в католичество. Утверждали, что он таким образом пытался разрешить проблему приграничной угрозы кочевников и зарекомендовать себя перед Ватиканом поборником веры ^[2303].

Бела притворялся, будто рад появлению новых союзников, особенно ввиду надвигающейся монгольской угрозы, но Котян и его орда отвечали на его мнимое великодушие, угоняя скот, грабя, насилуя женщин, уничтожая сады, виноградники и урожаи. Безмозглому королю Беле следовало бы прежде подумать о том, как кочевники, привыкшие существовать за счет поживы от разбоя, будут уживаться с оседлым крестьянством ^[2304]. Аристократия и крестьянство объединяла общая ненависть к пришельцам, а пристрастие кочевников к изнасилованию женщин побуждало к мщению, и для обеих сторон нередко делом чести было проявить особую жестокость и даже изнасиловать женщину соперника.

Всегда наличествовали две точки зрения на то, какая из сторон была в большей мере повинна. Свидетель-современник отмечал, что куманов обижало то, что венгры «укладывали их женщин в постель как ненадобные пожитки» ^[2305]. Но, по словам современного венгерского историка, если «куманы-мужчины чересчур донимали венгерских женщин, то уродство куманских женщин препятствовало венграм компенсировать нанесенный ущерб» ^[2306]. Венгры люто ненавидели куманов. Бела пытался успокоить соотечественников обещаниями расселить пришельцев по разным провинциям, но так и не сделал этого, опасаясь вызвать недовольство и мятеж банды Котяна ^[2307]. Крестьяне тщетно искали заступничества в местных судах, наталкиваясь на неприкрытый фаворитизм короля в отношении чужеземцев. Если куман подавал жалобу на венгра, судебное решение принималось в его пользу, если венгр предъявлял претензии к куману, его гнали прочь как смутьяна. Если венгр упорствовал, то его секли. Бела же не желал признавать фаворитизм, объясняя, что куманам оказывается обычное гостеприимство ^[2308].

Озлобленная венгерская аристократия была вынуждена обращаться за помощью к императору Фридриху II, который, в свою очередь, тоже был недоволен тем, что Бела сохранял нейтралитет, когда он боролся с папством. Олигархи, противники Белы, предлагали ему корону Венгрии еще в 1236–1237 годах при условии, что он вторгнется и прогонит короля Белу. Фридрих не отверг предложение, но попросил дать ему время для обдумывания этой перспективы, и положил эту идею про запас в долгий ящик ^[2309]. Одновременно он науськал вздорного и агрессивного вассала Фридриха II герцога Австрийского и Штирийского (1230–1246) сеять смуту в Венгрии. В этих же целях герцог предоставил Беле на ростовщических условиях огромный кабальный заем ^[2310].

Когда Бела попросил «Фридриха» помочь ему отразить нападение монголов, тот уклонился, сказав, что папство объявило ему войну; когда же король с той же просьбой обратился к папству, ему объяснили, что во всем виноват Фридрих: воинственность императора и препятствует Ватикану оказать помощь Венгрии ^[2311]. Не исключено, что император был заинтересован в ослаблении позиций Белы: королю предназначалось либо лишиться трона, либо стать его вассалом ^[2312].

Несмотря на все изъяны, Бела до абсурда был уверен в том, что сможет выстоять против Батыя и Субэдэя, если дело дойдет до решающей схватки. В его самоуверенности было не только самодовольство или самомнение: внешне Венгрия жила в мире давно (со времен Андраша), и Бела был убежден в своем военном могуществе, особенно сейчас, когда он располагал легкой конницей куманов. Нельзя не учитывать и влияния врожденного чувства превосходства над кочевниками-варварами, которым по определению не дано одержать верх над лучшими рыцарями христианства ^[2313].

В его зазнайстве отчасти было рациональное зерно: как заметил один современный историк, «венгерская армия была грозной силой, она могла успешно противостоять любой европейской державе» ^[2314]. В его восприятии монгольской угрозы проявилась та же благоглупость, которая побудила приютить куманов. Батый отправил к нему посольство с требованием выдворить куманов, поскольку они были давними врагами монголов. Главным посланником якобы был англичанин, поступивший на службу к монголам после пожизненного изгнания из страны. Бела не только дал вызывающе оскорбительный ответ, но и приказал убить послов, чем приговорил себя к смерти ^[2315].

Неделю или две Батый и Субэдэй играли с Белой в «кошки-мышки», выдвигались к границе и уходили, выманивая венгров, потом пошли в наступление уже демонстративно. Бела спешно направил войска на Верецкий перевал в северо-восточных Карпатах, наиболее вероятное место вторжения. Он объявил также всеобщую мобилизацию, получив очень вялую реакцию на призыв: крестьяне уже не раз слышали предупреждения «монголы идут», воспринимавшиеся как крики «Волки!» из притчи о мальчике-пастушке ^[2316].

Дальнейшие события особенно поражают своей несуразностью, если учесть, что Бела собирался слюбиться с Ватиканом посредством массового обращения куманов в католичество. По иронии судьбы, в роли гонителей кочевников выступили не аристократы, а церковники. Вторжение монголов по времени совпало с миссией Уголина, давнего наперсника короля, архиепископа Калочского (канцлера в 1230–1235 годах), в Венецию для участия в конклаве, собиравшемся для обсуждения отношений с императором Фридрихом. Уголин со своими прелатами уже приготовились отбыть в Венецию, как вдруг Бела отменил поездку, сославшись на монгольскую угрозу. Священнослужители, раздосадованные тем, что им предстоит столкнуться лицом к лицу со смертельной опасностью, вместо того чтобы нежиться в Венеции, развернули обличительную кампанию против куманов, обвиняя их в том, что они являются «пятой колонной» и просто-напросто облапошили короля ^[2317].