Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 197

Эту теорию опровергают факторы, которые обычно называются «частными» или зависящими от обстоятельств. Монголы доказали, что способны адаптировать тактические приемы и в длительной войне с китайской империей Сун, и, особенно, в завоевательных походах под началом Хубилая в Бирму, Вьетнам и Японию, хотя, за исключением покорения империи Сун, все другие кампании были безуспешными. Наполеон использовал в завоеваниях многотысячные конницы, даже немцы во время Второй мировой войны содержали миллионы лошадей на небогатых травами землях индустриальной Европы. Можно сказать, что такие сопоставления неуместны: ко времени Наполеоновских войн значительную часть Европы еще занимали пастбища, а во Второй мировой войне немцы имели в своем распоряжении железные дороги, превосходные ветеринарные корпуса и мобильный конский транспорт, чего не было у средневековых монголов. Примечательно, что военное превосходство гуннам Аттилы в набегах во Франции и Италии обеспечивала конница, и сдержала их экспансию не проблема пастбищ. Правильно было бы сделать такой вывод: проблема пастбищ и содержания лошадей безусловно сыграла «некоторую» роль в решении монголов уйти из Европы ^[2416].

Другая популярная теория состоит в том, что вся история с уходом монголов толкуется превратно, поскольку монголы вовсе не собирались завоевывать Западную Европу. Согласно этой версии, монголы вторглись в Венгрию только ради того, чтобы наказать Белу, приютившего куманов, и обеспечить безопасность с запада для улуса Батыя в Руси — Золотой Орды ^[2417]. Эта теория привлекательна своей простотой — в таком случае уход монголов не требует объяснений, — но она вступает в противоречие с массивом бесспорных исторических фактов, в частности, с тем, что монголы в тот период были безнадежно поглощены распрями. Иными словами, если Батый, без сомнения, ставил перед собой такую цель, то Субэдэй хотел всего лишь «увидеть» Атлантику. Не существует документальных свидетельств наставлений, которые Угэдэй давал своим командующим. Скорее всего, они имели условный характер, их исполнение ставилось в зависимость от обстоятельств: если завоевание Руси и востока Европы пойдет успешно, то он предоставит необходимые ресурсы и для покорения Западной Европы.

Со всей определенностью можно заметить, что решение Батыя вернуться на Волгу оттолкнуло от него Субэдэя. Полководец порвал все отношения с ним, ускакал со свитой в Монголию и открыто занял сторону Гуюка, домов Угэдэя и Толуя против Батыя и дома Джучи. Он уклонился от участия в интригах 1242–1246 годов, но присутствовал на курултае в 1246 году, избравшем Гуюка. После этого он уединился в своем родовом гнезде племени урянхайцев на восточном берегу Байкала, где и умер в 1248 году в возрасте 72 лет ^[2418]. Его сын Урянхатай совершил много великих дел под началом Мункэ в войне против империи Сун.

По всем свидетельствам, и Субэдэй, и Угэдэй, и Гуюк хотели завоевать Западную Европу. Карпини в 1245 году сообщал, что у Гуюка три цели: стать каганом, нанести поражение Батыю в гражданской войне, которая только что началась между ними, и заново вторгнуться в Польшу и Венгрию, подготовляя плацдарм для завоевания Германии и Италии ^[2419]. Гуюк заявлял, что собирается сначала напасть на Германию и располагает ценными разведданными о военном потенциале императора Фридриха. Но Карпини говорил коллеге Салимбене ди Адаму о своем убеждении в том, что действительной целью Гуюка была Италия по двум причинам: это была необычайно богатая страна, служившая, кроме того, опорной базой для «чуда мира» (не говоря уже о папе римском). Несмотря на хвалебную оценку Карпини германской военной мощи, что оправдывало выбор Италии как более легкой и доступной цели, велика вероятность того, что монголы, зная пристрастие императора к Италии, решили вцепиться в «яремную вену» ^[2420].

Карпини также отметил практичность и реализм Гуюка, рассчитавшего, что кампания будет длиться восемнадцать лет. Относительно шансов на успех историки всегда считали и считают до сих пор, что монголы могли бы дойти до Атлантики, но при одном условии: если Монголия будет единой и монолитной империей. Они не пощадили бы и Византию, как писал один византийский эксперт: «Преемники Чингисхана… стерли бы с лица земли как Византию, так и Латинскую и Болгарскую империи, если бы того захотели» ^[2421]. Вероятность похода до Атлантики была высока: монголы досконально знали особенности европейской политики, в то время как Запад все еще пребывал в полном неведении об этих людях, идентифицируя их то исмаилитами, то антихристами, то посланниками сатаны, возбудителями хаоса, ереси и анархии, сторонниками ислама, катаров, ломбардских сепаратистов, даже ударными отрядами тайного международного еврейского заговора.

Можно сказать, что на Западе не было недостатка в эмоциях, но явно не хватало благоразумия и интеллекта ^[2422]. Карпини утверждал, что нашел средство, как нанести поражение монголам на поле боя, но это был всего лишь пропагандистский трюк для повышения морального духа на Западе ^[2423]. Карпини бодрился, но его более реалистичные современники пытались понять причины, побудившие монголов уйти обратно, и многие заподозрили, что может повториться история с троянским конем греков. Матвей Парижский предупреждал, что «татары» придут снова и ничто не помешает им дойти до Атлантики ^[2424]. На Лионском Вселенском соборе в 1245 году один епископ высказал предположение, что война с монголами продлится тридцать девять лет — непонятно, откуда взялись эти сведения ^[2425].

В действительности, к 1242 году Монгольскую империю раздирали междоусобные склоки, создалась реальная угроза гражданской войны, и о вторжении в Западную Европу не могло быть и речи даже в отдаленной перспективе. Батый ушел из Европы из-за недостатка воинов и надвигавшегося конфликта с Гуюком и расположился в низовьях Волги исключительно для того, чтобы подготовиться к решающей пробе сил, которая уже казалась неминуемой.