Семейная хроника - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Аксакова-Сиверс cтр.№ 58

Через два дня после радождевской свадьбы Вяземский и Аксаков приехали в Аладино и внесли в наш размеренный уклад жизни элемент того бесшабашного веселья, который царил в восточной части уезда и был несвойственен нашим краям. За обедом Сережа изощрялся в остроумии, описывая самые забавные эпизоды свадебного пира. Бабушка смеялась вместе с нами, и только дедушка держался сдержанно, вспоминая, вероятно, что еще не так давно слово «Вяземские» в Аладине было равносильно «Вавилону». В отместку за это, выйдя из-за стола, мы сразу сочинили:

Что касается бабушки, то при всей ее властности, она никогда не имела узких взглядов и с ней можно было договориться. В конце обеда она, вздохнув, сказала: «Вот мы посмеялись над Эсиками и Зазулями, а если грянет война, то ведь это они будут защищать родину, а не благовоспитанная гвардия». Она судила по Японской войне и не могла предвидеть, что ровно через год благовоспитанная гвардия первой поляжет на полях сражений.

День именин Бориса Аксакова (24 июля) решили ознаменовать коллективной поездкой в Оптину пустынь. Сергей Николаевич Аксаков, недовольным сыном, не давал ему лошадей для увеселительных поездок, особенно во время уборки хлебов, зато тройка Володи Вяземского и он сам всегда были в распоряжении Бориса.

Во время двухдневного пребывания в Оптиной пустыни между мною и Борисом Аксаковым начались «иносказательные» разговоры такого рода: он рисовал картины своего беспросветно-одинокого житья в глуши, где он получит место начальника после ухода с военной службы. Я завершала эту печальную повесть фантастическим рассказом о том, как, одевшись соответственным образом, приду наниматься в письмоводители (вариант «Барышни-крестьянки»). Он сначала меня не узнáет, а потом это будет «луч света в темном царстве». Последнее уже говорилось Борисом, а не мною, конечно!

В начале августа мама сделала макиавеллический шаг — приехав в Москву, она вызвала к себе Андрея Гравеса (который к тому времени вернулся из лагерей) и сказала ему приблизительно следующее: «Я знаю, что Вы любите мою дочь и что Вы хороший молодой человек. В силу последнего, Вы должны на время отстраниться и не оказывать на Таню влияния своими письмами. За ней в настоящее время ухаживает один наш сосед по имению, и ее выбор должен быть совершенно свободным. Дайте мне слово, что вы до нашего возвращения в город не будете ей писать!» Слово было дано, а я об этой беседе ничего не узнала. Впрочем, это особой роли уже не сыграло.

В середине августа мы с мамой неожиданно оказались в «Отраде». Нам давно надо было поехать к Оболенским в восточную часть уезда, и Володя Вяземский уговорил по пути заехать к его матери. Я была рада увидеть «запретную зону», о которой ходило так много преувеличенных слухов. Мария Владимировна, которую я до этого видела у Запольских, приняла нас более чем любезно. Гладко причесанная и просто одетая, она совсем не имела вида молодящейся женщины, но в ее манерах чувствовалась привычка властвовать над своими поклонниками и тем «цыганским табором», который ее всегда окружал. Она была очень нервна, может быть, даже истерична. Это сказывалось в повышенном эмоциональном тоне ее разговора и в небольшом дрожании головы.

«Отрада», как я уже говорила, принадлежала Алексею Николаевичу Ергольскому, фактическому отцу ее младших детей Прасковьи и Николая. Мария Владимировна жила там полной хозяйкой, окруженная целым странноприимным домом. Обломки всевозможных жизненных крушений приплывали в «Отраду» и задерживались там на долгие годы. В описываемое мною время, несмотря на некоторое материальное оскудение, за стол садилось обедать не менее 20–25 человек. Тут же присутствовала брошенная братом хозяйки Алексеем Владимировичем семья, состоявшая из его безгласной жены и четырех девочек (старший сын Борис был уже юнкером и приезжал только на каникулы). Всех этих детей Мария Владимировна кормила, поила и одевала.

Весьма своеобразной и непонятной фигурой на «отрадинском» горизонте был Митя Краснопольский — человек средних лет, приличной внешности, бывший правовед. (Кстати, он оказался моим дальним родственником через Калагеорги.) Как он попал в «Отраду» и почему он там жил, осталось для меня неясным. (После революции Краснопольский женился на старшей девочке Блохиной и, уже разбитый параличом, несколько лет жил в Козельске.)

Другим не совсем обычным обитателем «Отрады» был молодой француз Валентин Девойод, сын известного певца-баритона, приехавшего на гастроли в Россию и скоропостижно умершего. Круглый сирота, Валентин воспитывался в Московской французской школе святого Людовика и в возрасте одиннадцати-двенадцати лет был взят Марией Владимировной на лето в качестве товарища к младшему сыну Коке. Привольная и бездумная жизнь в «Отраде» оказала свое действие: Девойод не пожелал вернуться в школу, забыл французский язык, опростился и остался жить у Марии Владимировны наподобие Тарзана, занимаясь охотой и рыбной ловлей. (Впоследствии он все же, кажется, репатриировался.)

Наследственное имение Ергольских Клюксы было расположено на левом берегу Жиздры. «Отрада» же представляла собою дачу, построенную сравнительно недавно на правом, лесистом берегу реки. С открытой террасы открывался широкий вид на заливные луга. В хорошую погоду можно было различать отстоявшие в 12 верстах купола козельских церквей.

Завершив краткое описание «Отрады» с внешней и внутренней стороны, я возвращаюсь к своему жизнеописанию. От аксаковского Антипова до «Отрады» считалось примерно 35 верст. Узнав, что мы туда собираемся, Борис после неприятного разговора с отцом вывел из конюшни лучшую лошадь, запряг ее в беговые дрожки и помчался туда же. Всякий, кто направлялся из Антипова в сторону Козельска, неизбежно должен был переезжать реку Серёну по плотине у Плюскова. В Плюскове жила Надя Вахтина, которая за пять лет, что не появлялась на страницах моих воспоминаний, успела выйти замуж, овдоветь, заболеть туберкулезом легких и поселиться вместе с двухлетним сыном Ростиславом в доставшемся ей по разделу имении. Так как в большинстве случаев радости одних создаются за счет печалей других, то я допускаю, что Надя с болью в сердце наблюдала из окон своего дома, как Борис Аксаков проезжает мимо ее околицы неизвестно куда и неизвестно зачем. Во всяком случае, таковы мои предположения теперь — тогда я об этом не думала. (Надежда Алексеевна Вахтина, урожденная Вяземская, умерла через год и похоронена в ограде попелевской церкви, рядом со своим отцом.)

Борис приехал в «Отраду» под вечер. Его ухаживания за мной принимали открытый характер. Все отрадинские жители — великие специалисты в подобных вопросах — навострили уши и стали ждать, что будет дальше. Зная, что я интересуюсь русской стариной, Борис наутро следующего дня предложил мне показать достопримечательность — церковь местной архитектуры — в селе Волосово-Дудино, куда мы и отправились в предоставленном нам хозяевами шарабане. Погода была чудесная, дорога шла лесом, церковь оказалась запертой, и мы могли ее осмотреть только снаружи, но не особенно об этом сокрушались.