История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней - читать онлайн книгу. Автор: Мунго Мелвин cтр.№ 198

Примечательна сдержанная реакция Октябрьского на первый день немецкого наступления. «В 10 ч. совершенно ясно, что противник по всему фронту перешел в общее наступление, началась жестокая битва за Севастополь. В третий раз. Решающий!» Весь день «шли жестокие бои на всем фронте от Балаклавы до Любимовки…» ^[1402]

На следующий день наступающие немецкие войска встретили такой же отпор. Однако к вечеру сопротивление защитников города на северном участке фронта стало ослабевать. Соответственно LIV корпусу удалось продвинуться вперед, особенно на участке 22-й дивизии, целью которой была станция Мекензиевы горы. Похоже, повторялся сценарий предыдущего штурма в декабре 1941 г. — брешь в советской обороне пробивало это элитное пехотное соединение. Тем временем Манштейн остро ощущал недостаток резервов, необходимых для развития успеха. В начале наступления штаб одиннадцатой армии ошибочно записал разведывательный батальон 22-й пехотной дивизии в качестве резерва, хотя перед ним уже поставили задачу охраны берега в окрестностях Евпатории. Теперь это подразделение перебрасывалось под Севастополь для участия в штурме, забиравшем все ресурсы.

Манштейн отчаянно нуждался в подкреплениях. Его просьба перебросить с Керченского полуострова 46-ю дивизию была отклонена Верховным командованием сухопутных войск, но ему разрешили задействовать румынскую 4-ю горную дивизию. Кроме того, на южный участок (XXX корпус) был переброшен немецкий танковый батальон (III батальон 204-го танкового полка) с 38 танками чешского производства, который охранял Керченский полуостров. Это были первые части из непрерывного потока подкреплений, брошенных в севастопольскую топку.

Несмотря на неудачи на севере, Октябрьский был удовлетворен исходом боевых действий 8 июня. «Несмотря на жестокие налеты, жизнь идет», — записал он в дневнике. В целом «весь день прошел в исключительно жестоких боях». Позиции советских войск подверглись мощному давлению: «Противник жмет, рвет и мечет». Тем не менее «бойцы дерутся, везде удерживают все, за исключением 79, 172 СД [стрелковых дивизий]». Вечером того же дня Октябрьский приказал своим войскам в северном секторе отойти на третий рубеж обороны ^[1403].

Георгий Задорожников вспоминал типичный день в Севастополе того периода: «Приходит жаркий и душный июнь. Город весь в руинах, людей нигде не видно, но немцы продолжают обстрелы и бомбежки». В последние недели сражения за город жизнь гражданского населения становилась все тяжелее. «Электричества давно нет. Исчезла вода… за водой ходят к морю. Пытаются ее кипятить, фильтровать, чтобы использовать для питья. Из этого ничего не выходит. У воды остается мерзкий тошнотворный привкус» ^[1404].

9 июня бои по-прежнему шли на внешнем рубеже обороны Севастополя. Ударами авиации и артиллерии немцы продолжали разрушать позиции советских войск и пытались если не уничтожить, то нейтрализовать береговую артиллерию противника, доставлявшую им много неприятностей. Еще до начала наземной атаки был достигнут значительный успех. 9 июня Октябрьский отмечал, что прямым попаданием снаряда гигантской 600-мм мортиры «Тор» выведена из строя одна башня береговой батареи № 30. Эффективность тяжелой береговой артиллерии в отражении немецких атак была столь велика, что советские ремонтные команды спешно пытались ввести в строй вторую башню батареи ^[1405].

Атаки румынских и немецких войск следовали одна за другой, и давление на защитников Севастополя постепенно усиливалось. «Весь день шли ожесточенные бои, — записывал Октябрьский 9 июня. — 79 бригада в основном осталась на том же рубеже. 345 СД [стрелковая дивизия] весь день дралась героически». И все же четыре дивизии LIV корпуса Хансена неуклонно продвигались к северному берегу Севастопольской бухты. Командующий Черноморским флотом кратко отмечал: «Станция Мекензиевы горы три раза переходила из рук в руки. Вечером станция Мекензиевы горы — наши части на южной окраине, противник на северной». Вечером Октябрьский получил важную моральную поддержку: «…привет от всех флотов: тт. балтийцы, северяне, амурцы, тихоокеанцы шлют привет героям Севастополя, надеются на нашу победу» ^[1406]. Но пожелания успеха не могли заменить подкреплений и оружия, необходимых для сохранения главной базы Черноморского флота.

По другую сторону линии фронта Манштейна все больше беспокоила неспособность одиннадцатой армии нанести серьезный урон обороне Севастополя. Осознав, что применяемая до сих пор тактика неэффективна, он 8 июня издал приказ, требующий лучшего взаимодействия родов войск на поле боя. Манштейн отмечал, что «результат интенсивного артиллерийского огня и ударов авиации» не используется «немедленно и в полной мере». Признав, что фланговый огонь противника и пересеченная местность затрудняют продвижение пехотных полков, Манштейн принял ряд мер для исправления ситуации. В их число входили более концентрированный огонь артиллерии, чтобы нейтрализовать или уничтожить вражеские цели, более эффективный контрбатарейный огонь и не в последнюю очередь усиленная разведка минных полей ^[1407]. Особое беспокойство вызывала проблема мин на северном участке фронта (LIV корпус). Согласно рапорту, составленному начальником инженерной службы одиннадцатой армии генерал-майором Густавом Берингером, русские мины были «рассредоточены по всей территории», но минных полей было относительно немного. В первые четыре дня наземного наступления жертвами мин стали 153 человека — в целом не слишком большое число, но для устранения этой угрозы потребовалось две трети инженерных ресурсов армии. Только за четыре дня, 7–10 июля, немецкие саперы обезвредили 15 600 мин, но это была лишь небольшая часть мин, установленных советскими защитниками города ^[1408].

Манштейн понял, что кроме усиления взаимодействия подчиненных ему войск единственный способ развить успех — бросить в прорыв свежие пехотные части. В письме начальнику Генерального штаба немецкой армии генерал-полковнику Францу Гальдеру от 9 июня 1942 г. он повторил просьбу выделить «хотя бы один полк» из дислоцированной в Керчи 46-й дивизии, подчеркивая тот факт, что каждая из четырех пехотных дивизий, участвующих в наступлении на северном участке, понесла потери не менее тысячи человек ^[1409].