Российский анархизм в XX веке - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Рублев cтр.№ 105

Большая часть анархистского движения, тем не менее, оставалась в оппозиции РКП(б), которая могла быть как легальной, предполагающей сохранение единого революционного фронта, но могла быть и радикальной, ориентированной на повстанческую и подпольную борьбу. Они часто критиковали позицию советских анархистов и «анархо-большевиков».

Ярким примером такой критики стал развернутый ответ активиста ПФАСГ Б.С. Стоянова Гроссману. Своего оппонента Борис Стоянов оценил, как «анархиста, „продавшего шпагу свою“ большевизму или, точнее, социалистическому империализму». Прежде всего он отверг представления о Советах как анархических структурах, указывая, что эти организации превратились окончательно в придаток правящей партии, проводящий в жизнь решения ее руководства: «Что общего имеют современные Советы, – эти государственные органы, с одной стороны, и филиальные отделения РКП, с другой стороны, – с очагами революции?»

Стоянов категорически отвергал предлагаемую анархо-большевиками безоговорочную поддержку политического курса РКП(б): «путь совместно с большевиками есть путь укрепления государственности в его новой, быть может, и не очень тонкой форме – Совдепии – „Советская власть“, которая в случае своего укрепления […] может стать на долгие годы цитаделью реакции». Созданную в РСФСР модель социально-экономических отношений он оценивал как государственно-капиталистическую, при которой «эксплуатация человеческого труда, порабощение человека […] чудовищнее, ужаснее, чем при частной».

Далее Стоянов достаточно полно развернул эту мысль, указывая на рост внеэкономического принуждения, которое осуществляется карательными органами Советского государства: «Государственный капиталистический строй, идущий ныне на смену частному капиталистическому, сулит довести порабощение человека до последней стадии, заменив старую формулу манчестерцев оскопленной свободы труда (laissez faire) новой формулой – „тащи, не пущай“, „к стенке“. на смену недавнего, еще живого прошлого, относительного рабства человека, идет с государственным капитализмом новая абсолютная форма рабства». Возражая против тезиса Гроссмана о том, что милитаризация различных сфер жизни общества и централизация власти в России являются результатом гражданской войны, интервенции и международной блокады, Стоянов указывает, что они стали неотъемлемой частью государственно-капиталистической модели: «Вы забыли или не знаете, что социализм, покоящийся на началах государственности и капитализма, не может существовать прочно, хоть сколько-нибудь продолжительный период времени (год, два) без военщины. Если частный капиталистический строй, где моменты капитализма и государственности были, до известной степени, разъединены, приводил к логике военщины, то тем более к этой логике приведет государственно-капиталистический строй […]. Без военщины государственный капитализм будет существовать до первой попытки первого человека освободить свой труд из-под ига капитала». Ужесточение эксплуатации и принуждения, полагал Стоянов, приведет к росту протестов трудящихся, а их неизбежным последствием станет усиление карательного аппарата, возрастание расходов на его содержание и военные нужды. Увеличение расходов капиталиста-государства означает все большее изъятие прибавочной стоимости, а следовательно – ужесточение эксплуатации.

В противовес сотрудничеству с большевиками, предложенному Гроссманом, Стоянов рассматривал в качестве актуальной задачи анархистов способствовать обострению борьбы «между мировой (европейской и американской) и советской (русской) буржуазией». Одновременно следовало вести интенсивную пропаганду идей анархизма. Он предполагал, что к моменту, когда оба враждебных лагеря будут обескровлены в борьбе, анархисты окрепнут и станут влиятельной общественно-политической силой. Но одновременно сторонники безвластия должны были поднять трудящихся на борьбу против государственного капитализма в России.

В оппозиции к большевистской диктатуре выступает в это время и Петр Алексеевич Кропоткин. Так, в письме к деятелям рабочего движения и сторонникам социалистических идей Западной Европы, написанном 10 июня 1920 г. и переданном делегации британских профсоюзов и лейбористской партии, он предрекал поражение большевистского социального эксперимента: «строительство коммунистической республики по принципу строго централизованного государственного коммунизма, под железным правлением партийной диктатуры, завершится крахом». Точно так же негативно он оценивает и роль большевиков в ликвидации общественного самоуправления, иллюстрируя этот процесс на примере Советов: «до тех пор, пока страной правит диктатура партии, Советы рабочих и крестьянских депутатов не будут иметь значения. […] Рабочие Советы прекратили осуществлять свободное руководство тогда, когда в стране не стало свободы печати: мы очутились в такой ситуации около двух лет назад, а предлогом для таких мер было военное положение. Более того, Советы рабочих и крестьянских депутатов утратили все свое значение, как только была прекращена свободная предвыборная агитация и выборы стали проводиться под давлением партийной диктатуры». Фактически Петр Алексеевич солидаризировался с обвинениями в адрес большевиков, которые позднее высказали кронштадтские повстанцы и уже выдвигали лидеры крестьянских восстаний, развернувшихся по всей России. Рабочее движение и революционеры Западной Европы должны избежать этого пути, – таков вывод Кропоткина.

При этом он выступал против любой военной интервенции: «рабочие всего цивилизованного мира и их сторонники в других классах должны заставить свои правительства полностью отвергнуть идею вооруженного вмешательства в дела России». Это необходимо с той точки зрения, что военное вмешательство во внутренние дела России лишь усилит диктатуру большевиков, станет оправданием политики террора и преследования инакомыслящих, подавления самоорганизации и самоуправления трудящихся. «Военное положение было поводом для ужесточения диктаторских методов партии, а также усиления свойственной ей тенденции сосредоточивать все стороны жизни в руках правительства […] Таким образом, зло, заключенное в государственном коммунизме, десятикратно увеличивается, оправданное тем, что все бедствия нашей жизни порождены иностранным вмешательством», – писал он.

Кроме того, интервенция усилит националистические настроения, враждебность к европейским странам, что сыграет свою роль в случае подготовки правящих кругов будущей России к новой мировой войне: «Эта идея в корне неверна, ибо вмешательство иностранной армии вызовет в России ожесточенный национализм, и, возможно, наступит день, когда Красная армия выступит против союзников на стороне Гинденбурга и Ко». В силу этого Кропоткин призывал к восстановлению дипломатических и иных официальных отношений Великобритании с Россией. С этих позиций и должны были выступать британские социалисты и активисты профсоюзов. Большую роль в помощи антиавторитарным силам в России, полагал Кропоткин, сможет сыграть новый интернационал – «Союз всех тред-юнионов мира». К созданию его он и призывал, возвращаясь к революционно-синдикалистским идеям.

В этом же заявлении Петр Алексеевич высказывался о будущем России, призывая защищать федеративные отношения. Он предполагал, что «в ближайшем будущем» бывшая Российская империя станет «федерацией свободных сельских коммун и вольных городов», а позднее это устройство заимствуют и страны Западной Европы. Таким образом, Кропоткин в это время выступает за воплощение в жизнь анархистской программы, возвращаясь к своим идеям довоенного периода. Разделяет Петр Алексеевич и концепцию «вольных советов», выдвигавшуюся в это время махновцами, и др. течения российского и украинского анархизма. Довольно легко проследить эту логику в том же обращении к западноевропейскому рабочему движению: «Идея Советов, впервые выдвинутая в ходе революции 1905 г. и немедленно реализованная в феврале 1917 г., как только пал царский режим, идея таких органов власти, контролирующих политическую и экономическую жизнь, – величайшая идея. Она неизбежно ведет к пониманию того, что эти Советы должны объединить всех, кто на деле, своим собственным трудом участвует в производстве национального богатства». Далее Кропоткин говорит о том, что Россия «перешла к реализации на практике лозунга реального равенства (egalite de fait), равенства в области экономики». Таким образом, он рассматривал, как вполне осуществимые, анархо-коммунистические перспективы революции, разделяя точку зрения других российских и украинских анархистов.