Гостиница тринадцати повешенных - читать онлайн книгу. Автор: Анри де Кок cтр.№ 86

Проявив в этом случае невероятное великодушие – конечно, мнимое, – кардинал, пожурив по-отечески Шале за его недобрые намерения, сказал, отпуская его:

– Ступайте, господин граф, и не грешите больше. Во избежание же в будущем всяких искушений следуйте скорее советам дружбы, нежели любви.

Под любовью имелась в виду герцогиня де Шеврез, которая, узнав о провале заговора, спряталась, опасаясь гнева Ришелье, под защиту королевы.

Под дружбой – Жуан де Сагрера и Паскаль Симеони. Вскоре после разговора его преосвященства с Шале их выпустили на свободу, которую они поспешили употребить на то, чтобы присоединиться к графу.

Но граф в тот момент имел слишком много поводов злиться на самого себя, чтобы прислушаться к возражениям своего молодого кузена и Паскаля Симеони.

– Ваше сиятельство, – заявил ему последний, – когда-то под именем Валентина Кайя я имел счастье оказать вам небольшую услугу, теперь же, уже как Паскаль Симеони, я, возможно, сделал не все из того, что обещал, и не смог доказать вам свою преданность, о чем буду сожалеть до конца своих дней. Но что отложено, то не считается потерянным. Соблаговолите помнить, что я во всякое время принадлежу вам, и вы всегда можете располагать как моим сердцем, так и рукой.

– Мои враги стоят слишком высоко, чтобы ваша рука могла достать их, мессир Симеони, – с горечью отвечал граф.

– Однако же, кузен!.. – вскричал было Жуан де Сагрера.

– Однако же, – прервал его резко Шале, обращаясь к Паскалю, – это моя матушка поручила вам присматривать за мной, не правда ли?.. Так вот: мне не нравится, когда кто-то – вблизи ли, издалека ли – следит за моими поступками… Первую партию против кардинала я проиграл… Посмотрим, как сложится вторая! Но отныне, мой дорогой Жуан, и вы, господин Симеони, помните, что я хочу быть совершенно свободен в своих действиях… всегда свободен!

Возразить на столь категорично высказанное объявление было нечего. Тем не менее несмотря ни на что Жуан и Паскаль, слишком далекие от мысли о том, что граф мог сам себя чем-то выдать, занялись поиском доносчиков, которых они не сумели обнаружить и разоблачить ранее. Паскаль уже знал от баронессы де Ферье, что Фирмен Лапрад хвастался ей своей изменой графу де Шале. Найденная в кармане убитого адвоката записка, подписанная Татьяной, позволила охотнику на негодяев выйти на след русской, но, узнав о результате дела Флери, Татьяна поспешила уехать из Парижа. Где она была? Вероятно, в каком-нибудь таинственном убежище, где она могла дождаться новой безрассудной выходки Шале. Получив некое тайное поручение от кардинала, покинул столицу и Лафемас. Не имея ни малейшей возможности узнать правду о произошедшем, Жуан де Сагрера и Паскаль Симеони, особенно после предостережения графа, могли теперь разве что случайно выяснить, что же случилось в действительности.

Жуан продолжал свою службу у кардинала, который питал к нему расположение. Что же до барона де Ферье, то он вел жизнь самую уединенную и печальную. Очень печальную. Пораженный смертью своего племянника и, вопреки очевидному, отказываясь верить в преступления, которые и были причиной смерти Лапрада, барон де Ферье вернулся в Бове со своей женой.

Дважды в неделю Паскаль получал письма от своей возлюбленной; дважды в неделю он писал ей в ответ. Эта корреспонденция была единственной отрадой двух любящих сердец, которых, казалось, небо сблизило лишь затем, чтобы они смогли в полной мере ощутить всю горесть разлуки.

* * *

Нам осталось сообщить еще некоторые подробности, почерпнутые также из исторических источников, касательно этого несчастного графа, которому герцогиня де Шеврез иногда, в минуты откровенности, говорила: «Увы, мой друг, хоть у вас и хорошего достоинства совесть, но это такой сосуд, который имеет свойство протекать».

Когда графа де Шале арестовали в Нанте, председателем комиссии, которой было поручено судить обвиненного, был назначен Мишель де Марильяк, министр юстиции, магистрат суровый, но честный. Помимо него, в комиссию входили также советники и рекетмейстеры парламента Бретани, с которыми герцогиня де Шеврез, не оставившая своего любовника, уже начинала кокетничать. Все уверяли ее, что жизни графа де Шале ничто не угрожает. Но, опасаясь, как бы граф не совершил какой-нибудь опрометчивый поступок, герцогиня желала во что бы то ни стало послать заключенному письмо, вследствие чего долго изощряла свой изобретательный ум в поисках надежного способа доставки. Наконец, вспомнив, что графу де Шале приказано отпускать роскошный стол, она позвала слугу, доставлявшего графу блюда, и, без особого труда уговорив его исполнить ее просьбу, вложила в крупный плод ананаса, из которого предварительно вынула мякоть, записку следующего содержания: «Остерегайтесь признаваться в чем-либо перед кардиналом. Любое неосторожное слово только ухудшит ваше положение. Надейтесь… у вас есть друзья и верная подруга; они о вас позаботятся».

К несчастью, получив плату с герцогини де Шеврез, слуга пожелал получить несравненно большую с кардинала. Ришелье же, в свою очередь, был столь недоверчив, что сам осматривал все кушанья, подаваемые графу де Шале; но, вероятно, он бы и не заметил этой крошечной бумажки, если бы алчный слуга не поспешил указать ему на ананас. Его преосвященство вынули записку, прочли ее и, возвратив ее в ярко-красный конверт, промолвили с улыбкой: «Передай ему это послание, мой мальчик; оно его обнадежит без какого-либо вреда для меня».

Комиссия высказалась за смертную казнь, за исключением трех членов, которые помнили о данном герцогине де Шеврез обещании. Одним из них был Мишель де Марильяк.

На рассвете приговор был прочтен главному гардеробмейстеру; он выслушал его совершенно спокойно. Казнь назначили на утро следующего дня. Однако уже в тот день, как приговор был оглашен, большая часть придворных окружила короля с возгласами: «Помилуйте его! Помилуйте»! В ту же минуту Марильяк, взволнованный и бледный, с растрепанными волосами и в запыленной симарре, стрелой пролетел сквозь умоляющую толпу, чтобы добраться до короля, который, нахмурив густые брови, из-за которых глаз его почти не было видно, широкими шагами расхаживал из одного конца своей комнаты в другой.

– Что вам угодно от меня, сударь? – вскричал Людовик, грозно подняв на него свои очи.

– Сир, я пришел просить за одного человека… высшего должностного лица королевства.

– Скажите лучше «изменника», который не преминул разбить мне сердце.

– Ваше величество ужаснулись бы, увидев, на сколь шаткой основе зиждется обвинение.

– Не вы ли вынесли приговор? – вопросил Людовик XIII.

– Я, сир! Но, видит Бог, я не готов пойти на столь страшное убийство!.. Будь я согласен с этим несправедливым приговором, я был бы здесь сейчас только за тем, чтобы в присутствии вашего величества заколоть себя кинжалом.

– Господин де Марильяк, изменник Шале должен погибнуть! – вскричал монарх громовым голосом. Затем, схватив хранителя печатей за руку, Людовик уже тише добавил: – Послушайте, я милосерден, очень милосерден! Не будь я таковым, голова моего брата, голова королевы пали бы вместе с головой их сообщником. Но Бог, которого нет более в их вероломных сердцах, живет еще в глубине сердца моего… и повелевает мне пощадить королевскую кровь, которой, однако, жаждет эшафот.