Вечная мерзлота - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Ремизов cтр.№ 68

Сталинскому плану преобразования природы посвящено и новое произведение композитора Шостаковича – оратория “Песнь о лесах”. Она исполнялась в Москве в дни грандиозного смотра новой советской музыки. Сто пятьдесят композиторов к юбилею великого Сталина представили свои новые произведения: оперы, балеты, симфонии, марши, многочисленные хоры, кантаты, оратории. Со всех республик страны съезжались в столицу хоры, оркестры и ансамбли, чтобы развернуть огромное музыкальное полотно, сотканное во славу народного искусства и великого гения всего человечества!»

Горчаков слушал внимательно слова диктора и смотрел на лица людей. Это были суровые мужики… бородатые, живые лица, Горчаков уже и отвык, чтобы столько их собиралось в одном месте. Настоящие трудяги, за плечами которых непростые экспедиции в безлюдном и безжизненном Заполярье. У каждого в биографии немало серьезных мужских дел, но все они сидели и слушали эту галиматью. Никто не посмел бы встать и выключить радио. Это было опаснее, чем остаться в одиночестве за тысячу километров от жилья. Там у человека еще был шанс.

И зазвучала сама оратория. Горчаков знал Шостаковича, они не раз сидели за одним роялем, это было очень давно и где-то совсем в другом мире, который исчез навсегда. Музыка была красивая. Шостаковича было жалко.

Потом началась торжественная часть с речами. Горчаков сидел, опустив глаза в пол, перебирая в памяти больных своего лазарета. Менял бинты одноглазому теперь бедолаге Балакину, перевязывал послеоперационных, ставил уколы… Сейчас в лазарете «припухал» вор в законе по кличке Малой. При нем дежурили двое телохранителей, одного звали Ваня Безумный. Ваня был балагур и рассказчик. Когда Малой спал после обеда, Ваня приходил к Горчакову и рассказывал урочьи байки. Очень смешные иногда. Про этого Ваню говорили, что он был палачом – убить приговоренного урками человека ему ничего не стоило. Горчаков поднимал голову на выступавших с трибуны и думал, что лучше сидел бы он сейчас с Ваней. Как Ваня ни старайся, никогда уркам не приговорить, а ему не убить столько безвинных людей, сколько приговорил и убил тот, кому всей страной лизали сейчас жопу.

На другой день Горчаков начал ходить на работу вместе со всеми. Как и вся зона, они вставали в шесть «по рельсе», дневальный приносил пайку, пили чай. Продукты из посылок или купленные в магазине никто не прятал – это говорило о многом. Завтракали за общим столом, совсем как в экспедициях. Потом собирались в Управление. Работа у заключенных начиналась в семь, у вольных в восемь. На вахте забирали пропуска и выпускали за зону. По улицам поселка заключенные обязаны были идти строем – кто-то должен был изображать старшего. Когда шли втроем или вчетвером, строй получался нелепым, но иначе нельзя было, по улицам ходили патрули. Дальше, за дверями барака Управления, они снова были почти свободными.

Горчакову выдали бумагу, ручку, перьев и даже перочистку. Таня все принесла, улыбаясь как-то очень по-женски. Все в тех же беленьких валенках. Горчаков даже подумал, не могли ли они быть знакомы, но Таня была слишком молода. Девять лет назад, когда его забирали отсюда, еще в школу ходила.

В комнате никого не было. Георгий Николаевич, невольно радуясь давно забытому, налил чернил в чернильницу. Он не помнил уже, когда писал пером, а не карандашом, перья были запрещены в зоне, приравнивались к заточкам. Обмакнул перо в чернила. «Геология» – вывел каллиграфически. С непривычки получилось не очень, острый кончик пера цеплялся, выдирал ворсинки из плохой бумаги. В огрубевшей руке ручка лежала неуверенно.

Вошел Иван, сел за свой стол напротив:

– Начальник хочет создать под тебя группу по поиску алмазов. Ты же работал с Моором ^[75], а он писал о трубках, – Игнатьев кивнул на стопку журналов. – В двадцать девятом Генрих описал кимберлит, что привез Урванцев.

– Да, я помню… – Горчаков придвинул к себе журналы. – Что-то новое есть?

– Нового много, на алмазы страшные силы бросили. В Иркутске специализированную Тунгусскую экспедицию создали. Все работы по алмазам координируют, и средства немалые…

Горчаков отбирал журналы.

– С собой брать не разрешается, здесь читай.

– Почему?

– Энкавэдэшники, – шепнул Иван, – секретная документация… Шейнман описал Маймеча-Котуйскую провинцию. Там целая серия массивов изверженных пород, Гера. Тебе было бы очень интересно посмотреть, как они расположены, а мне изучить их химию. Генрих считал, там могут быть алмазы. Посмотри их отчеты за сорок пятый и сорок шестой годы.

– Это к западу от Анабарского… – прищурился Горчаков, вспоминая геологические массивы.

– Ну, там редкая комбинация пород с очень малым кремнеземом и с высоким содержанием щелочей! Рядом могут быть кимберлиты!

Горчаков все сидел молча, потом поднял голову:

– Там должны быть и более молодые магматические выходы.

– То же и Генрих говорил…

– Почему же не работают?

– Боятся. Здесь и авторитет, и голова твоего уровня требуется! Начальнику уверенность нужна, что там что-то есть! – Иван шептал, возбужденно перегнувшись через стол. – Эти работы идут против министерства, там считают, что только в базальтовых породах могут быть алмазы! И по всей стране только в базальтах ищут! Понимаешь? Ты чего задумчивый, Гера?! Его из лагеря выдернули, а он… Ты же большой геолог! Меня в группу возьмешь… если сочтешь нужным, конечно. В этом году на Вилюе на косе Соколиная нашли двадцать пять кристаллов алмаза, – глаз у Ивана хитро блеснул, и он заговорил одними губами. – Они ошибаются, Гера! Дело не в базальтах!

– Кто они?

– Ну там, – Иван ткнул в потолок, – в министерстве. Надо по сопутствующим минералам искать, я тут кое-что придумал! С Генрихом спишемся!

– Ты чего такой бодрый? Думаешь, на волю отпустят? – Горчаков был очень спокоен.

– Если алмазы найдем – точно отпустят!

– Сначала расстреляют за то, что не там копали… Ты же старый зэк, Ваня…

В коридоре послышались голоса, дверь распахнулась, на пороге стоял майор госбезопасности. Внимательно их изучал.

– Здесь двое бесконвойных и один вольный сидят, – начальник управления Головнин пояснял что-то из-за плеча майора.

Не сказав ни слова и не закрыв дверь, майор пошел дальше.

– Майор Цымбалюк! Особист Норильлага! – Иван сделал шутливо-испуганные глаза, но испуг в них был настоящий.

Помолчали, прислушиваясь к звукам в коридоре.

– Мне шесть лет осталось, чем ближе, тем страшнее… – зашептал Иван. – В поле бы скорее…

– Так, товарищи, – другой военный, старшина, распахнул дверь в их комнату, – выходите на расчистку снега! Приказ Цымбалюка! И побыстрее!

– Пойдем покурим как раз! – Иван стал одеваться.