Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943 - читать онлайн книгу. Автор: Ганс Рот cтр.№ 16

Нужно сойти с булыжной дороги. Пока все шло нормально. Внезапно появляются четыре вражеских самолета. Они идут чуть ли не вплотную к земле – нас даже обдало потоком воздуха пропеллеров. Они измываются над нами минут, наверное, пять. Какой смысл бросаться в грязищу? Они летят настолько низко, что могут пересчитать нас по головам. От их спорадической стрельбы толку как от козла молока. Маловата наша группа для приличной атаки. Самолеты поворачивают и сбрасывают бомбы дальше на булыжник дороги.

У амбара (спросите у любого принимавшего участие в битве за Киев об амбаре в Гатном, и он молча отойдет, тут же вспомнив перекореженные окровавленные кирпичные стены с прилипшими к ним фрагментами человеческих тел), у этого страшного места, мы делаем привал, ибо это единственное убежище от палящего солнца в поле. Торопливо выкуриваем по сигарете. Говорят, это успокаивает нервы, но на наши нервы это почему-то не действует. Мы ясно видим перед собой проход в нафаршированной минами земле, видим искромсанный лес, видим весь путь к пункту назначения – развалины Теремков. Три смертельных полосы артобстрела – самое страшное. Даже сигарета и та вдруг кажется мне противной. Вот же дрянь! Сплошная дрянь. Малыш Артур взвинчен до предела: он настолько взвинчен, что даже начинает отпускать шуточки. Общеизвестно, что тихие, спокойные ребята в подобных обстоятельствах мгновенно преображаются в балагуров. Видимо, по-другому вести себя не может. Но это уже особой роли не играет – нужно идти дальше. Приказ есть приказ: получил – выполни.

Наша группа добирается до Теремков к 11.20. Как мы туда добрались, рассказывать незачем. Это было просто чудом! По милости благосклонной к нам фортуны мы преодолели несколько сотен мин и полосу артобстрела. Кстати, артиллеристы пожаловали нам лишь скромную порцию шрапнели. Мы добрались до места целыми и невредимыми, если не считать парочки царапин. Моим беднягам-радистам досталось больше: стерли спины до кровавых пузырей. Сколько раз за эти несколько километров мы падали на землю, ища укрытия? Да, не скоро мы придем в себя от ужасов этого перехода.

Разразился самый настоящий стальной ливень – снаряд за снарядом с воем проносятся над нами и разрываются, добивая развалины в Теремках. В воздухе свистят обломки кирпичей.

Мои товарищи наскоро соорудили что-то вроде окопов, расположив их в шахматном порядке. Наша позиция лежит вплотную к последнему дому, стоящему посреди огорода и окруженному несколькими превращенными в щепы деревьями. Добираться до своих укрытий приходится ползком. Едва мы закончили их сооружать, как в небе зажужжали эти проклятые бипланы. Целая эскадрилья явилась откуда-то справа из-за лесного массива. Пулеметы стрекочут в такт двигателям. Стреляют они как полагается. Вижу, как один из летчиков, перегнувшись через борт, внимательно изучает землю и время от времени швыряет вниз ручные гранаты. У меня в животе начинается резь. Выпитый с утра кофе явно не идет впрок. Самолеты снижаются, проносятся над нашей позицией и поворачивают в сторону леса. Солнце освещает красные звезды на крыльях. Лежу не шевелясь. Моя стальная каска вдруг тяжелеет. Сколько же я не спал? Скрестив руки на затылке и прикрыв глаза, утыкаюсь носом в землю. От нее исходит приятная прохлада…

Черт побери! Я ведь и на самом деле умудрился задремать в этой суматохе. И даже видел сны. Мы с Розель пошли прогуляться. Стояли на самом верху скалы, похожей на ту, что на нашем с ней любимом месте в Фалькенштайне. И смотрели на пылающую и дымящуюся равнину внизу. Розель прильнула ко мне и тихо заплакала. Да, странные иногда видишь сны. Чушь это все! Моя Розель не такая, чтобы по каждому поводу сопли распускать. Подумаешь, дым, огонь…

Вот уже несколько часов вражеская артиллерия перепахивает нашу позицию. Ветер гонит у нас над головой облака отвратительного удушливого дыма. Русские бьют изо всего, из чего только можно – из крупного калибра, из малого и так далее. Снаряды ложатся очень удачно. Настолько удачно, что невольно обращаешь внимание на раскиданные обрывки нашего непромокаемого брезента. Иногда брезент сдвигается, и мы видим, как из-под него торчит чья-то рука со скрюченными пальцами или нога в сапоге. Дорогие фрау, это ваши мужья и сыновья навек застыли в неподвижности или разодраны в клочья. Вы сейчас, может, щуритесь там у себя на солнышке, лепечете со своими детишками. И представления не имеете, что уже скоро получите некое послание, от которого ваша жизнь станет невыносимой. Не думать ни о чем таком! Господи, помоги мне! Не позволяй мне думать ни о чем таком! Мы понимаем, что наши жены и матери страдают не меньше, чем мы здесь под градом шрапнели.

В полдень артобстрел внезапно прекращается. Оно и понятно – даже здоровякам необходимо иногда передохнуть. Представляю, как они там у себя сидят с ухмылкой на дьявольских лицах, почерневших от копоти. Слышу даже, как они чавкают во время еды. «Ладно, хватит, пора и делом заняться», – изрекает какой-нибудь комиссар, беря грязными лапищами осколочные снаряды и нежно поглаживая их стальную поверхность. Скоро, скоро они порвут в клочья ненавистных фашистов.

Ну ничего, погодите. Придет и ваша очередь!

Мы воспользовались этим перерывом себе во благо. Тащим все, что под руку попадает, – двери, рамы, ограды, доски, – и накрываем сверху наши окопчики. Укрепляем земляные стены. Вокруг окопов устанавливаем все, что способно хотя бы частично уловить осколки – ведра, бочки, кресла, скамейки…

Только мы успели доделать наши укрытия, как в воздухе загремели разрывы снарядов и засвистели осколки. Теремки превращаются в сплошную завесу черного дыма. В воздухе летают последние целые кирпичи. В остатки стен врезаются тяжелые снаряды русских орудий. За полчаса я насчитал 243 разрыва. 243 снаряда способны разлететься примерно на 121 500 раскаленных докрасна кусочков металла, устремляющихся во все стороны, разрывая все на своем пути. Может, кто-то и поспорит со мной, но я не сомневаюсь, что в радиусе километра остался хотя бы лоскуток территории размером не больше ладошки, куда бы не угодил несущий смерть осколок.

Нет слов описать ужас этих часов. И так продолжалось до вечера. Вжавшись в дно траншеи, я застыл, умирая от страха. Ну разве не посочувствуешь горстке бедняг, почти лишившихся рассудка, которые от отчаяния зубами грызут землю?

Боже, если уж этому суждено случиться, молю тебя – ниспошли мне мгновенную смерть! Сквозь грохот разрывов едва прорываются стоны и крики раненых. Вот кому не повезло, так этим ребятам! Бедняги! Ну кто, скажите мне, кто в состоянии помочь им? Стоит только вылезти из своего окопчика, как тебя самого изрешетят осколки.

Наконец темнеет и становится тихо после долгих и ужасных часов. На нашу позицию возвращается жизнь. Позвякивают лопатки, в небо взлетают ракеты, в окопах и траншеях стонут и кричат. С носилками снуют санитары. Бойцы в составе отделений в траншеях мастерят кресты для могил убитых товарищей. Пожары утихают, лишь изредка слышится треск догоревшего сарая или хлева.

10 августа

Утро начинается с внезапной артподготовки. Воздух снова вдруг наполняется воем и свистом. Прижимаюсь головой к земле. В землю будто гигантский молот вбивают. Земля сначала сотрясается, и тут же следует взрыв… Шесть крупнокалиберных снарядов ложатся всего в нескольких метрах перед нами. Воздух пропитан запахом земли и порохового дыма. Если Бог на Небесах все же существует, молю его прикончить нас одним махом. Поставить точку. Просто конец, и все… Больше я этого выносить не могу! Один из наших сходит с ума. Он выскакивает из траншеи, задирает руки вверх и дико хохочет. А потом бросается на колючую проволоку и падает, сраженный осколками снарядов. Вот же дьявольщина! И что только на него нашло? Я хорошо знаю его: женат, четверо детей, вот уже год, как он не был в отпуске… Впрочем, чего теперь рассуждать – все в прошлом!