Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - читать онлайн книгу. Автор: Сесили Вероника Веджвуд cтр.№ 92

Пока таким образом подготавливалась ситуация для наступления Габсбургов в границах империи, планы династии зрели и за ее пределами. Старая эрцгерцогиня Изабелла зимой умерла. Почти перед самой кончиной она увещевала герцога Орлеанского Гастона, приехавшего ее навестить, не забывать высланную из Франции мать. Еще раньше она приняла жену Гастона, принцессу Маргариту Лотарингскую, со всеми почестями, подобающими дочери короля. Так своими последними действиями на этом свете она пыталась связать этих пустых смутьянов и не дать им помириться с королем Франции, чтобы они оставались единым орудием в борьбе против французской монархии. После ее смерти временное правительство в Брюсселе осуществило намерения эрцгерцогини, заключив союзный договор с Гастоном Орлеанским и подстрекая герцога Лотарингского к мятежу. Таким образом, они снова расшевелили возмутителей французского спокойствия. Летом они подавили призыв к миру своих фламандских подданных, распустив Генеральные штаты, а посол, отправленный к Филиппу IV для дальнейших переговоров, в Мадриде был арестован.

Ришелье своими действиями выполнил вторую половину замысла. Он возобновил договор с Соединенными провинциями, отказался признать брак Гастона с Маргаритой Лотарингской и послал армию, чтобы усмирить ее неугомонного брата, герцога Карла. В Париже принцесса, единственный ребенок Гастона, настоящий сорванец в юбке, скакала по Лувру, распевая грубые песенки про кардинала, которым выучилась от кого-то. В 7 лет она уже была законченным бунтарем.

Однако центром, на котором сосредотачивались политические усилия Бурбонов и Габсбургов, по-прежнему оставалась Германия, где Фекьер исподволь и деликатно продолжал укреплять позиции Ришелье. Весной 1634 года Хайльброннская лига собралась во Франкфурте-на-Майне. За прошедшие с ее последней встречи месяцы кое-что изменилось; на первый взгляд, положение Франции и Швеции казалось таким же, что и прежде, но, если взглянуть поглубже, влияние Оксеншерны ослабло, а Фекьера – усилилось.

Перед Фекьером стояла задача попроще. В Германии у него была только одна цель: сделать так, чтобы французская протекция стала для нее незаменимой. После образования Хайльброннской лиги он по одному переманивал князей и сословия от шведов, используя в своих целях организацию Оксеншерны и осторожно вбивая клин между ним и его союзниками с помощью лжи и щедрых посулов. Доверие к нему росло, а доверие к Оксеншерне падало.

Шведского канцлера нельзя упрекнуть в том, что союзники стали меньше ему доверять. У него было столько дел, что одному человеку не под силу было с ними справиться, и даже для него этот груз оказался неподъемным. Главной бедой была армия. Пока был жив Густав II Адольф, этот конгломерат шведов и завербованных немцев еще сохранял какое-то ощущение единства. Но еще до гибели короля начала собираться буря, которая теперь и разразилась над Оксеншерной.

После Лютцена осталось четыре действующие армии: под командованием Густава Горна, Юхана (Иоанна) Банера, Вильгельма Гессен-Кассельского и Бернгарда Саксен-Веймарского. Из этих военачальников первые двое были шведскими маршалами под полным и непререкаемым контролем шведского правительства; третий, не считая Иоганна-Георга, был единственным по-настоящему независимым союзником, которого обеспечил себе покойный шведский король, князем, чья небольшая, но превосходно управляемая армия всегда считалась совершенно самостоятельной единицей. Проблему составлял четвертый командующий – Бернгард Саксен-Веймарский.

Бернгард Саксен-Веймарский занимал то же положение, что Горн или Банер, то есть положение военачальника на службе у шведской короны. Однако он имел наглость утверждать, что король завидует ему, и еще до Лютцена требовал себе независимости в командовании; после битвы, победа в которой во многом обязана его умению, он благодаря своему участию в сражении и общепризнанным талантам остался единственным человеком, способным пойти по стопам короля.

Мало что проливает свет на характер Бернгарда, но ни его высказывания, ни поступки не раскрывают его как благожелательного человека. Его грубых достоинств никто не отрицает; «imperare sibi maximum imperium est» ^[76] – такую избитую фразу написал он в книге автографов знаменитых саксонцев, и, по правде говоря, он действительно отличался самообладанием, умеренностью, целомудрием, храбростью и набожностью. Однако его лицо, глядящее на нас с гравюр его современников, не располагает к себе ни своим низким лбом, ни тяжелым, невыразительным взглядом, ни недобрыми, эгоистичными губами. Его старшим братом был тот самый Вильгельм Веймарский, который в 1622 году попытался создать Союз патриотов и попал в плен при Штадтлоне. Этот пессимистичный, мягкий, вежливый князь также занимал командный пост в шведской армии, но Бернгард безжалостно убрал его с дороги. Бернгарду с его честолюбием и острым осознанием своей национальной принадлежности и высокого титула претило, когда им командовали шведы, да и кто-либо другой. На этом основании его стали считать несгибаемым патриотом. Конечно, несгибаемости ему было не занимать, но фактов в пользу патриотизма намного меньше. «Превосходный командующий, – писал Ришелье, – но так поглощен собой, что на него нельзя положиться».

Другим претендентом на командование двумя армиями был Густав Горн. При жизни короля и Горна, и Оксеншерну называли его правой рукой, и сравнение было вполне заслужено, поскольку маршал в своей профессии ничуть не уступал канцлеру ни в надежности, ни в таланте. Главнокомандующий в лице Горна, разумеется, прекрасно подходил Оксеншерне, ведь он был тестем маршала, и они прекрасно ладили друг с другом уже много лет. Бернгард, однако, твердо решил этого не допустить; по слухам, как-то раз он сказал, что один немецкий князь стоит десятка шведских дворян, и если уж он не будет стоять выше Горна, то, по крайней мере, должен занимать равноправное и независимое положение. Когда оба командующих встретились на баварской границе предыдущим летом, Бернгард высокомерно потребовал себе звания генералиссимуса, а Горн не так высокомерно, но столь же упрямо предложил сделать его лишь генерал-лейтенантом. По сути дела, между ними существовали серьезные разногласия как в отношении политики, так и стратегии. Горн, более конструктивный, но, строго говоря, быть может, и менее блестящий полководец, выступал за то, чтобы сосредоточиться в верховьях Рейна и там создать бастион против общих испанско-австрийских сил. Бернгард преследовал в войне прямые личные интересы; летом 1633 года он вдруг потребовал себе герцогство Франконию. Этот шаг можно истолковать по-разному; возможно, Бернгарду не терпелось получить свою награду, как Мансфельду; либо он полагал, что, прибрав к рукам земли, даже попавшие под контроль шведов, сможет лучше отстаивать интересы коренных немцев против захватчиков и спасет хотя бы часть Отечества. Чтобы его успокоить, Аксель Оксеншерна выдал ему патент как новоиспеченному герцогу Франконии под шведской короной и частично разрешил проблему военного командования, согласившись заключить с новым герцогом свободный союз по образцу того, что недавно был возобновлен с Вильгельмом Гессен-Кассельским.

Все эти неурядицы не вселяли уверенности в союзников Оксеншерны и, больше того, предоставили Фекьеру удобную возможность, которую он давно поджидал; еще в апреле 1633 года он пытался оторвать от шведов честолюбивого Бернгарда и привязать его к Франции. Войска своим поведением дали еще один повод для беспокойства. Французские субсидии выплачивались недостаточно быстро, а созданная Оксеншерной система распределения развалилась еще при короле; затем ситуация неуклонно ухудшалась, вызывая громкий ропот среди офицеров и солдат, пока, наконец, не вспыхнул бунт. Его удалось усмирить частичной выплатой жалованья и бездумной раздачей германских поместий самым недовольным командирам. Пока что опасность миновала, но не была устранена; Оксеншерна понимал, что для продолжения войны ему теперь придется заботиться и о сохранении мира между двумя своими главными военачальниками, и о том, чтобы солдаты были довольны; пока он ублажал офицеров крохами германской земли, он вызывал досаду у своих германских союзников по Хайльброннской лиге. «J’ai peur, – писал один голландский политик в апреле 1634 года, – qu’enfln tout ne sedate contre les Suedois» ^[77].