От лучшего к величайшему. Как работают принципы успеха в спорте для достижения жизненных целей - читать онлайн книгу. Автор: Мэтью Сайед cтр.№ 15

Однако, когда я выходил на матч в 2 часа дня, со мной что-то случалось. Я вдруг обретал ощущение контроля. Контроля над собой, своими эмоциями, контроля над публикой. Я испытывал комфорт. Моя голова очищалась от всякой ерунды, и я начинал думать о чем-то невероятно простом. Я уходил в это свое состояние. Лучше всего я могу описать это таким образом: мое тело одерживало верх над разумом».

Это фраза-откровение Пита. Я спрашиваю его, легко ли было его разуму уступить контроль над ним его телу. «Для того чтобы это получилось, вам нужна высокая степень уверенности в себе, – говорит Сампрас. – Постарайтесь понять меня правильно. Перед второй подачей на эйс я страшно нервничал. По ходу матчей меня, конечно, одолевало беспокойство. Однако сама игра раскрепощала мой разум: когда я подбрасываю мяч, рука сама заносится для удара, и командовать начинает тело. Это как щелчок выключателя. Разумеется, в этом проявляются бесчисленные повторения таких движений с самого детства, в этом проявляется техника, органичность ваших движений. В этом проявляется ваша уверенность и мышечная память. В этом проявляются 10 000 часов занятий теннисом».

Сампрас очень зажат. Требуется время для того, чтобы атмосфера вокруг интервью несколько оттаяла. Но, когда Сампрас говорит об игре под психологическим давлением, с ним происходит перемена. Лицо становится подвижным. Глаза загораются. Время от времени он жестикулирует, выбрасывая руки вперед.

«День финала какого-нибудь турнира Большого шлема – день особенный, – говорит Сампрас. – На Уимблдоне я обычно жил в отдельном доме со своим тренером и кем-то из тогдашних подруг. В 8 часов утра я съедал приличное количество углеводов, обычно в виде вафель. Выходил на прогулку или на пробежку. В полдень отдыхал минут сорок, затем перекусывал в час дня. После этого в два часа дня я пешком шел на центральный корт». Пит глубоко задумывается, как бы восстанавливая в памяти события, которые происходили в престижном районе Уимблдона SW19, граничащем с теннисной ареной.

Вероятно, для многих было сюрпризом то, что Сампрас, выигравший 14 турниров Большого шлема, долго не находил себе применения после того, как зачехлил ракетку. «Первые четыре года были сложными, – говорит он. – Я много развлекался, набрал вес, одно время весил под 90 кг. Каждый день играл в гольф, покер и баскетбол, но мне необходимо было нечто большее. Мне стало скучно. Я задумывался: а что дальше? Участие в показательных теннисных матчах помогло мне вновь обрести спортивную форму и сосредоточиться на каком-то деле. В мой день снова вернулся режим, я начал регулярно заниматься в спортивном зале. И мне это нравилось».

На прошлой неделе Сампрас принял участие в Международном дне тенниса, инициированном Международной федерацией тенниса с целью увеличения числа молодых теннисистов. Хотя Пит и проиграл Агасси два сета, он собирается изредка выступать на турнирах. «Я думаю, что теннис дает мне душевное равновесие, – говорит Пит. – Я также играю в гольф и провожу много времени с женой и двумя детьми (одиннадцати и восьми лет). Мои дни протекают неторопливо. Это дни, когда у меня немного дел. Однако для всех жизнь после большого тенниса никогда не приближается по своей интенсивности к финалам Большого шлема. С этим нужно смириться».

По мере приближения интервью к завершению меня охватывает теплое чувство по отношению к Сампрасу. И причиной этого становится не любовь Пита к теннису, почти экзистенциальная по своей силе, горящая словно неугасимый огонь. Это любовь к напряженности сражений. «С этим ничто не может сравниться, – говорит Сампрас. – Вы напряженно трудитесь, изнуряя себя многочасовыми тренировками в зале и на корте, заставляя себя приближаться к пределам своих возможностей. И потом выносите все это на большую сцену. Только великие спортсмены способны на это».

6 июля 2016 года

В захватывающем описании своего путешествия на Галапагосские острова Чарльз Дарвин отмечал удивительную безбоязненность местных пернатых. «Ко всем ним можно подобраться достаточно близко для того, чтобы убить при помощи прута или, как это часто бывало со мной, поймать с помощью кепки или шляпы, – рассказывал великий ученый в своей книге “Путешествие натуралиста вокруг света на корабле “Бигль”. – Огнестрельное оружие здесь практически излишне. Простым толчком ствола я сбросил ястреба с ветки дерева».

Поначалу Дарвин не мог понять этого феномена. Будучи с детства страстным наблюдателем жизни птиц, он привык к исключительной осторожности пернатых в Великобритании, которые улетали, если к ним приближались на расстояние менее семи метров.

Но вскоре Дарвин понял причину этого явления: здешние птицы не знали хищников. Людей на островах почти не было. Так что готовность местных пернатых спокойно воспринимать опасность определялась тем, что у них в результате эволюции не развился инстинкт страха.

Какое отношение это имеет к футболу? А такое, что после эпического проигрыша английской команды сборной Исландии бо́льшая часть «посмертного эпикриза» была увязана с этой первобытной реакцией – страхом. Стивен Геррард заговорил о «культуре страха», Мартин Гленн, председатель Футбольной ассоциации Англии, – о том, что игроки были «скованы страхом». Эти комментарии нашли бурный отклик у болельщиков, которые на прошлой неделе стали свидетелями «коллективной ядерной катастрофы». В отдельные моменты футболисты английской сборной выглядели объятыми ужасом.

И напротив, сборная Уэльса (и какая это была замечательная история!) играла без каких-либо «сдержек». В очень впечатляющем послематчевом интервью Крис Коулман, главный тренер уэльсцев, сказал: «Не надо ничего бояться… если вы напряженно работаете и не боитесь иметь мечту, тогда вы не боитесь неудачи». Как с юмором отметили специалисты, страх в команде Уэльса был заметен… своим отсутствием.

Однако давайте еще на минуту вернемся к Дарвину, чтобы исследовать биологическую природу страха и понять, какое значение он имеет в футболе. Дарвин обнаружил, что, как и инстинкт материнства, страх играет ключевую роль в вопросе выживания живых существ. Птицы в Британии улетают от человека потому, что их древние предки, обладавшие таким инстинктом, спасались от хищников. Птица с Галапагосов, перемещенная в Англию, сразу же была бы съедена кем-то на завтрак.

Это относится и к человеческим особям. Женщина под псевдонимом SM (ее настоящее имя сохраняется в тайне), которая была не способна испытывать чувство страха из-за поражения миндалевидного тела, постоянно сталкивалась со смертельной опасностью. Дважды на нее нападали с ножом и огнестрельным оружием, ее чуть не убили в эпизоде домашнего насилия, и она многократно получала письма со смертельными угрозами. И при этом она не проявляла никаких признаков отчаяния, тревоги или других поведенческих реакций, которые были бы естественны при таких инцидентах.

Таким образом, получается, что страх полезен: мы хотим, чтобы мы сами и наши дети обладали этим инстинктом. И в то же время страх вреден: мы хотели бы, чтобы сборная Англии была лишена его. Каким образом можно разрешить этот парадокс?

Как отмечал Дарвин, страх сформировался у нас в результате эволюции для того, чтобы живые существа могли избегать хищников и других угроз своему существованию. Поэтому естественная реакция на подобные угрозы (проявляемая всеми млекопитающими) так тщательно подгоняется под различные ситуации. Мы буквально замираем, чтобы не обнаружить себя. Прекращение функционирования при этом желудка означает, что останавливается даже процесс пищеварения. Однако если мы поняли, что обнаружены, то мы бежим. Ускорение частоты сердечных сокращений (ЧСС) и частоты дыхания заряжает наши мышцы энергией. В исключительных случаях, оказавшись в безвыходной ситуации, мы бьем и деремся. Реакции в цепочке «бей – беги – замри» должны быть очень быстрыми. Поэтому они оказываются за пределами контроля разума.