Избранные речи - читать онлайн книгу. Автор: Демосфен cтр.№ 44

Страница

(17) Так вот из этого и можно увидеть, что и во всех его обвинениях точно так же нет ни слова справедливости и истины. Но я хочу разобрать еще и каждое из них в отдельности, особенно те обвинения, в которых он наговорил столько лжи про меня в вопросе относительно мира и о посольстве¹⁸, сваливая на меня то, что сам сделал совместно с Филократом. Необходимо, граждане афинские, и даже, может быть, кстати будет напомнить вам, каково было положение дел в то время, чтобы каждое обстоятельство вы представляли себе применительно к тогдашним условиям.

(18) Когда началась фокидская война¹⁹, – а это произошло не по моей вине (я тогда еще не выступал в качестве политического деятеля²⁰), – у вас сначала было такое настроение, что фокидянам вы желали остаться целыми, хотя вы и видели несправедливость их образа действий; в отношении же фиванцев, какое бы несчастье ни постигло их, вы готовы были порадоваться этому, так как не без основания и по справедливости были сердиты на них ввиду того, что успехом, который им достался при Левктрах²¹, они не сумели воспользоваться с умеренностью. Далее, в Пелопоннесе был полный разброд, и при этом ни те, которые ненавидели лакедемонян²², не были настолько сильны, чтобы одолеть их, ни те, которые прежде благодаря им получили власть над государствами²³, не могли удержать ее, но между ними и между всеми другими был какой-то неразрешимый спор и смута. (19) Это видел Филипп – да этого и нельзя было не видеть – и, расходуя деньги на предателей, которые у всех были²⁴, натравлял одних на других и поселял между ними смуты. И вот, пользуясь ошибками и недальновидностью других, он сам делал приготовления и усиливался за счет всех. А так как было для всех очевидно, что утомленные длительной войной²⁵ фиванцы, в то время еще надменные, теперь же несчастные²⁶, будут вынуждены обратиться за помощью к вам, Филипп, чтобы предотвратить это и не допустить сближения между нашими государствами, вам предложил мир²⁷, а им – свою помощь. (20) Что́ же поспособствовало ему в том, что вы дали почти добровольно ввести себя в обман? Это было – не знаю уж, как назвать это – малодушием ли остальных греков, или недальновидностью, или тем и другим вместе, но во всяком случае в то время, когда вы вели упорную и продолжительную войну²⁸, и притом войну ради общей пользы, как это обнаружилось на деле, они не помогали вам ни деньгами, ни людьми, ни чем бы то ни было другим. Вот за это вы справедливо и основательно сердились на них и потому охотно согласились на предложение Филиппа. Итак, вот каковы были причины, почему мы тогда согласились заключить мир, а вовсе не по моей вине, как он клеветнически утверждал. Нет, причиной создавшегося теперь положения были преступления и взяточничество их самих при заключении мира, как в этом может убедиться всякий, кто станет по справедливости разбирать дело. (21) Об этом обо всем я распространяюсь со всей точностью ради восстановления истины. Ведь если в этих именно делах и можно видеть какое-нибудь преступление, то ко мне оно во всяком случае не имеет никакого отношения. Но первый, кто заговорил и упомянул о мире, был актер Аристодем, а подхватил его мысль, внес письменное предложение и продался с этой целью совместно с ним²⁹ – это Филократ из Гагнунта³⁰ – твой сообщник, Эсхин, а не мой, хотя бы ты надорвался от лжи! – поддержали же его, по каким бы то ни было соображениям (я пока этого не касаюсь), Евбул³¹ и Кефисофонт; меня же вовсе нет тут нигде³². (22) Но, хотя все это и так и таким оказывается в самой действительности, Эсхин дошел до такого бесстыдства, что осмеливался говорить, будто я не только оказался виновником мира, но и помешал государству заключить его совместно с общим советов греков³³. Ну, а ты – уж не знаю, как тебя правильно было бы назвать! – ты, лично присутствуя и видя, как я отнимаю у государства осуществление этого дела и заключение такого союза, о каком ты сейчас подробно говорил, выразил ли когда-нибудь свое негодование, сообщил ли, выступив с речью, и разъяснил ли то, в чем сейчас меня обвиняешь? (23) А ведь если я в самом деле продался Филиппу с тем, чтобы помешать объединению греков, тебе следовало бы не молчать, а кричать, свидетельствовать перед всеми и разъяснять дело вот им. Однако ты ни разу не сделал этого, и никто не слыхал даже твоего голоса об этом. *Оно и понятно*. Ведь тогда ни посольства ни к кому из греков не было послано, так как отношение всех их было давно выяснено, ни он сам не сказал об этом ничего здравого. (24) Но кроме этого, он еще и на государство навлекает величайший позор своими лживыми заявлениями. Ведь если бы вы призывали греков воевать, а сами в то же время посылали послов к Филиппу относительно мира, тогда вы делали бы дело Еврибата³⁴, а не дело государства и честных людей. Но это не так; да, не так! Да и с какой стати вы стали бы в такое время приглашать их? Ради мира? Но он уже предоставлялся всем. Или ради войны? Но ведь вы сами обсуждали вопрос о мире. Таким образом ясно, что не я первый подал мысль о мире и не я был виновником его; да и вообще во всем, в чем он лживо обвинил меня, не видно ни слова правды.

(25) Ну, а вот в то время, когда наше государство заключило мир, поглядите опять-таки, какими делами тогда каждый из нас предпочитал заниматься. Из этого вы и узна́ете, кто тогда во всех делах был приспешником Филиппа и кто действовал за вас и добивался пользы для государства. Так вот я тогда, будучи членом Совета³⁵, внес письменное предложение, чтобы послы немедленно отплыли в те места, где, по их сведениям, будет находиться Филипп, и там принимали от него присягу. Однако эти люди, несмотря даже на внесенное мною письменное предложение³⁶, не захотели выполнять его. (26) А какое значение имело это, граждане афинские? Я вам объясню. Для Филиппа было выгодно как можно дольше затянуть принесение присяги, для вас же, наоборот, – добиться этого как можно скорее. Почему? Да потому, что вы не только с того дня, когда принесли присягу, но еще с того, когда только явилась надежда на заключение мира, уже прекратили все военные приготовления, он же все время об этом только и хлопотал, понимая (как оно и вышло на самом деле), что будет прочно владеть всеми теми местами из владений нашего государства, которые успеет захватить, прежде чем принесет присягу: не станет ведь никто из-за этого разрывать мир. (27) Вот это я и предвидел, граждане афинские, и принимал в расчет, когда писал псефисму о том, чтобы плыть в те места, где будет находиться Филипп, и как можно скорее принимать присягу от него. Это было нужно для того, чтобы присяга состоялась, пока ваши союзники фракийцы³⁷ еще занимали те крепости, над которыми сейчас издевался этот человек, – Серрий, Миртен и Эргиску³⁸, и чтобы он не успел раньше завладеть этими выгодными местами и не стал через это хозяином Фракии, а затем, запасшись там в избытке деньгами³⁹ и воинами, не прибрал легко к своим рукам всего остального. (28) Так вот про эту псефисму он не упоминает и не требует ее прочтения. Между тем, если я в качестве члена Совета высказывался за то, что надо допустить послов⁴⁰, это он ставит мне в вину. Но что же было мне делать? Написать предложение, что не следует допускать послов, которые за тем и пришли, чтобы вести переговоры с вами? Или предложить, чтобы архитектор не отводил им почетных мест в театре?⁴¹ Но если бы им не было сделано приглашение, они смотрели бы, сидя на местах за два обола⁴². Что же? Мне нужно было беречь у государства пустяки, а целое продать – вот так, как они? Нет, никогда! Так возьми-ка да прочитай⁴³ вот эту псефисму, которую нарочно он обошел, хотя и отлично ее знал.

Страница