Страсти и скорби Жозефины Богарне - читать онлайн книгу. Автор: Сандра Галланд cтр.№ 91

— Они сделали корсиканца генералом? — спросила тетушка Дезире, пытаясь прийти в себя и обмахиваясь зеленым носовым платком. — Генералом чего?

— Мсье Бонапарт — командующий Итальянской армией, — объяснила я, употребив слово «мсье» в бесстыдной попытке умиротворить тетушку.

— Никогда не слышала об Итальянской армии. Она хоть французская?

— Да, конечно! — воскликнула я, хотя все, что я знала об Итальянской армии, говорило о том, что ее и армией-то назвать нельзя — так, скорее разношерстное сборище бродяг и мелких преступников: голодных, без обмундирования, не говоря уже о мушкетах. — Он уехал два дня назад принимать командование — после брачной церемонии.

Теперь наше бракосочетание казалось мне чем-то вроде сна — чем-то таким, чего, возможно, и не было.

— Церковной церемонии, Роза? — спросила тетушка, дергая и скручивая зеленый носовой платок.

— Нет, — призналась я. Бонапарт был противником церкви, но я не собиралась посвящать в это тетушку.

Послышалось всхлипывание. О господи… Неужели она плачет? Я обняла ее, желая утешить, но она повернулась ко мне резко, как ястреб.

— Роза, как ты могла? — стонала тетушка, утирая платком текущие по щекам слезы. — Как ты могла выйти замуж за человека с такой ужасной фамилией?!

Пишу это в Фонтенбло, сидя в комнате для гостей у тетушки Дезире. Я долго говорила с ней, пыталась успокоить. Наконец убедила глотнуть воды от истерик и прилечь (заодно и сама выпила стакан).

Жалею, что у меня так неудачно получилось рассказать о моем замужестве, но в то же время, встав на защиту Бонапарта и пытаясь убедить тетушку в разумности своего поступка, я начала постепенно убеждать и себя. Бонапарт пожелал выгравировать слово «судьба» на внутренней поверхности моего обручального кольца, ибо он верит в судьбу, верит, что мы суждены друг другу. Так ли это? — думаю я… Могу лишь надеяться, что когда-нибудь жизнь докажет мне, что я поступила правильно.

21 марта, почти полдень, Париж

Сегодня утром получила первое письмо от Бонапарта. Так скоро! Долго разбирала его почерк, но по-прежнему остаются места, которые прочесть не могу. Почерк такой же страстный, как и его слова — пылкие, нежные.

Письмо адресовано гражданке Бонапарт для гражданки Богарне, как если бы первая была гостьей в моем доме. Что ж, так я себя и чувствую.

28 марта 1796 года, середина дня

Хорошая новость: благодаря Баррасу отменен секвестр, наложенный на собственность Александра.

31 марта

Двадцать четвертый департамент хранения конфискованного имущества находится в бывшем монастыре на улице Грёнель, неподалеку от моста Инвалидов. Я показала доверенность человеку у ворот и затем, уже в помещении, — другому, который сидел за столом, раскладывая пасьянс. Он поднес мой документ к серебряному канделябру с восемью свечами, всмотрелся в печати, извлек из ящика стола связку ключей (лежавшую рядом с пистолетом) и рявкнул своему товарищу со свалявшейся бородой, храпевшему на диване:

— Гаспар, болван!

Взяв жестяной фонарь, Гаспар жестом пригласил меня следовать за ним. Мы поднялись по узкой темной лестнице, прошли через несколько комнат, каждая из которых была заставлена штабелями ящиков с надписями «граф такой-то», «маркиз такой-то» — с разложенными по ним остатками потерянных, отнятых жизней.

Наконец Гаспар открыл некрашеные деревянные ставни на небольшом окошке. В упавшем из него свете стали видны клавесин, несколько арф, скульптур, больших портретов маслом, изображавших конных мужчин и женщин с детьми… Я отвернулась от их глаз, которые, казалось, внимательно на меня смотрели. Сама я уцелела лишь по случайности.

— Триста шестнадцать, триста семнадцать, триста восемнадцать… Вот, триста двадцать два. — Гаспар указал на ряд грубо сколоченных деревянных ящиков на полу. На каждом было указано: «Виконт А. де Богарне».

— Это все, что есть? — спросила я. Семь ящиков.

1 апреля

Меня одолевает хандра. Я попросила Лизетт сходить за доктором Кюсе, чтобы открыл мне кровь, но она вызвалась сделать это сама. Я задолжала доктору, поэтому согласилась. Она быстро и уверенно сделала надрез на ноге. Ярко-красная кровь потекла в щербатую фарфоровую плошку. Чувствую себя на грани обморока, но очищенной.

В тот же день, ближе к вечеру

Я немного окрепла. Вот что случилось…

Поднялась рано, чтобы помочь подготовить в кабинете место для ящиков. После одиннадцати Лизетт объявила, что ко мне посетитель, Луи Бонапарт.

— Молодой человек, глаза с тяжелыми веками. Итальянец, по-моему, — так описала его Лизетт.

Я растерялась, так как никогда не слышала ни о каком Луи Бонапарте. Провела рукой по волосам. На мне было платье из светло-голубого газа, оборки которого нуждались в починке, — оно годилось лишь для того, чтобы провести день среди пыльных ящиков: я рассчитывала, что их вот-вот доставят.

— Скажи, буду через минуту, — велела я, натягивая шелковые чулки. Накинула голубую бархатную мантилью и нарумянила щеки.

Вышитая муслиновая вуаль, накинутая на всклокоченные волосы, придавала мне модный ныне римский стиль.

Молодой человек поднялся, чтобы приветствовать меня, и убрал во внутренний карман фрака книжечку в зеленом кожаном переплете. Это был Луиджи — младший брат Бонапарта, к которому тот относился как к сыну.

— Наполеон велел мне назваться Луи, — объяснил он. На вид Луиджи был ровесником Эжена, хотя я знала, что он на год или два старше. — Прошу простить за приход в столь ранний час, гражданка Бонапарт, — с серьезной почтительностью сказал он и объяснил, что был на водах в Шатийоне. Теперь направляется в Ниццу, где будет адъютантом у своего брата.

Я тепло приветствовала его и спросила, не желает ли он кофе, чаю или слабого пива. Он признался, что мечтает о моем кофе с Островов, о котором рассказывал ему брат.

— Увы, последние зерна с Мартиники кончились, но моя повариха, которая сама оттуда родом, нашла прекрасную замену — кофе из Южной Америки.

Позвонив в колокольчик, я попросила Лизетт принести нам кофе, шоколадного ликера и корзинку бисквитов, утром испеченных поварихой.

Мы говорили о водах, где побывал Луиджи, о предстоящем путешествии, об опасностях дороги, проистекающих от бандитов, о постановке вольтеровского «Брута», которую Луиджи смотрел накануне вечером в Республиканском театре. Мы сошлись в том, что великий актер Тальма, участвующий в спектакле, «горазд развлекать». Я удивила Луиджи, заметив, что мы знакомы с Тальма и он даже когда-то жил в этом доме, — потому, возможно, что дом у меня такой непритязательный. В общем, вели приятный разговор.

Когда появилась Лизетт с кофе, с веранды донесся лай мопса.