Вологодские заговорщики - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 55

— Скажешь, что брат за ней приехал, Никита Юрьевич Вострый, — перебил Никита Юрьевич. — Запомнила? Повтори!

— Никита Юрьевич Вострый…

— И приведи ее сюда.

— Приведу…

— Забирай ее, Акулина, — приказал купец. — Принаряди ее, пусть поест впрок, и тут же выводи на двор. Там вас уже будут ждать Корнило с молодцами. Сегодня же с ней отправляйся. Сегодня — сама, а завтра пусть Татьянка.

— Не бойся. Отыщешь — награжу! — пообещал Никита Юрьевич.

И Настасья, чуть живая, позволила увести себя в терем к Ефимье.

— Что ж ты даже ему не поклонилась? — укорила Акулина. — И Артемия Кузьмича следовало благодарить. Он любит, когда благодарят. Эх ты, недотепа…

Ефимья ждала Настасью с великим нетерпением. Ей было любопытно — что опять затеял муж? На вопросы вместо Настасьи отвечала Акулина.

— Счастливая ты! — воскликнула Ефимья. — Целыми днями в колымаге по городу кататься! Вот радости-то! Акулинушка, надобно ее принарядить! Открывай мои сундуки! Мне мой Артемий Кузьмич столько всего надарил — а надеть-то и некуда, хоть ты покрасуешься. Да что с тобой такое?

Акулина вышла исполнять приказание, а Настасья, не сдержавшись, бросилась Ефимье на шею.

— Ефимьюшка, свет! Я там видела молодца!..

— Хорош? Пригож?

— Не ведаю, а только вспомню, как глядел, и ноженьки подкашиваются.

— Кто таков?

— Не ведаю!.. Ан нет, он же назвался! Никита Юрьевич Вострый. Ефимьюшка, расспроси о нем Артемия Кузьмича, сделай милость!

И тут Анисимов сам явился.

— День сегодня такой хороший, что в тереме сидеть даже грешно, — сказал он. — А садом тут обзаводиться не с руки. Коли будет на то Божья милость — через год в Москву вернемся. Хоромы для тебя построю — царице на зависть… Ох, забыл Никиту спросить про царицу — есть ли она? Ефимьюшка, душа моя, поезжай с Настасьей! Речным бережком проедешься, там воздух свежий, в лавках побываешь. Чего душе угодно — покупай! Что, рада? Благодари!

— А Оленушка?

— Тогда уж и Дарьица с Аксиньицей?.. Нет, вы все в колымаге не поместитесь. И детки будут Настасье мешать. Они пусть на крыльце играют, а ты им накупи всяких заедок. Так… По глазам вижу — большую колымагу желаешь, чтобы с деточками и со всеми твоими бабами выезжать! И в богомольный поход, и всюду! Будет! Каптану тебе купил — и большую колымагу куплю! Что стоишь? Кланяйся в пояс!

Пока Ефимья не поклонилась четырежды, он не ушел. И тут же начались сборы. Хотя окна колымаги позволяют видеть сидящих в ней женщин всего лишь по пояс, но башмачки для выхода подбирались долго и с большим волнением. А кисейные рубахи со складчатыми рукавами? А жемчужные запястья к ним? А сарафаны? Хотя в жару хватило бы и сарафана, но в сундуках лежат коротенькие душегреи из золотистой и серебристой парчи с удивительными узорами. Как не нарядиться еще и в эти сказочные душегреи! И нужно достать из лубяных коробов высокие, расшитые жемчугом кики с очельями из золотного кружева. Пусть народ дивится и понимает — поехала жена богатейшего купца Анисимова с ближними женщинами! Не всякий боярин свою боярыню так наряжает.

Настасья никогда еще не ездила в колымаге. Ей это было дивно — плывешь, колыхаясь на ухабах, и глядишь на прохожий люд свысока. Акулину усадили у правого окошка, Настасью — у левого, Ефимью — посередке, чтобы не на виду. Но она, прижавшись к Настасье, вместе с ней выглядывала, радуясь всему, что удавалось увидеть. И вдруг сильно сжала руку Настасьи, зашептала в ухо:

— Гляди, гляди!

Настасья словно почуяла, куда устремлять взор.

Она увидела статного молодца — черные брови вразлет, темные глаза, румянец — как у красной девицы, безупречно прямой, лишь самую малость вздернутый нос, короткая черная бородка и усы, не закрывающие красивого рта. При этом из-под атласного колпака свисали изумительно светлые волосы — светлее, кажется, и быть не может.

И — взор! Взор соколиный!

Ефимья отважно встретила этот взор и не отвела глаз. Сколько длилось чудо — она не знала. Но Акулина окликнула ее — тем все и кончилось. Вроде и кончилось — а в душе все длилось и длилось.

Нельзя было при Акулине обсуждать пригожесть молодца, и потому Настасья тоже сжала Ефимьину руку: поняла, мол, поняла!

Объездили они чуть не весь Верхний посад, на Ленивой площадке просто велели остановить колымагу и из окна наблюдали, как приходят и уходят люди. Заглянули и в Воскресенский храм, и в Ильинский, и в Варлаамовский. Авдотьи с дочками нигде не было. Наконец Ефимья догадалась — послала Акулину спрашивать у пожилых богомолок, не бывает ли тут мамка Степановна; приметы мамки дала Настасья.

Когда Акулина вышла из колымаги, Ефимья зашептала:

— Я этого молодца уже видала, он возле нашего двора, бывает, прохаживается. Как бы сделать, чтобы с ним хоть словечком перемолвиться? Настасьюшка, выручай, век не забуду!

Настасья и рада бы Ефимье помочь, да не знала — как. Не имела она никакого бабьего опыта по части тайных свиданий.

И тут, словно нарочно, в толпе опять показался тот молодец! Но был он не один, а с невысокой ладной женкой. Они шли рядом, он нес корзину, она — небольшой мешок.

— Батюшки, женат… — прошептала Настасья.

— Так и что? Жена — не стена, — бойко ответила Ефимья. — Да ты глянь, глянь, как хорош…

— Ефимьюшка! А ведь я ту бабу знаю! Она весточку от Гаврюшеньки приносила…

— Так что ж ты сидишь? Беги, скажи ей что-либо! Беги, позови ее, пока там Акулька с глухими бабками мается!

— А Корнило? А молодцы?

Двое конных, которых Анисимов обыкновенно посылал сопровождать выезд жены, и кучер Корнило о чем-то совещались и смеялись.

— Им не до нас, они нас и не видят. Ну?..

Настасья выскользнула из колымаги и, пробежав десятка два шагов, встала перед той бабой.

Кабы нужно было для себя потрудиться — у нее бы смелости не хватило. Но для Ефимьи — откуда что взялось?

— А я тебя признала! — сказала она. — Ты мне весточку от Гаврюши приносила.

— И точно!

— Ты с мужем не за огурцами ли на Ленивую площадку пришла? Вон в том конце я огурчики видела — один к одному, можно хоть на зиму, хоть скоросольные. И ближе к вечеру недорого отдадут.

— А это не муж, это кум, — ответила женщина. — И не за огурцами мы, а в сапожный ряд идем, сапоги у кума, вишь, прохудились, хочет в дорогу новые.

— Что ж ты боле ко мне не заглядываешь? Приходи! — позвала Настасья, а сама глянула на того молодца.

Ввек от себя такого не ожидала. Однако ради Ефимьи — сумела, не постыдилась.

— А приду. Где живешь — помню.

— Так приходи! — И, не зная, что бы еще сказать, Настасья повернулась и пошла к колымаге.