В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Владон cтр.№ 116

Я метнулась в сторону унитаза, чуть не споткнувшись о ворос ковролина трясущимися ногами, схватившись за белоснежную крышку как за спасительную опору раньше, чем успею растянуться по полу в унизительной позе паникующей истерички. Быстро подняв крышку и все так же не соображая, какого черта я все это творю, я уселась на дюрапластовый круг сиденья, интуитивно сжав бедра, коленки и даже ступни. Слава богу те два шага, что разделяли мое предыдущее место и толчок, оказались тем спасительным отрезком небольшого расстояния, которое скрыло от меня углом противоположной стены весь трельяж в спальне. Хотя меня и продолжало колотить изнутри панической лихорадкой от явственного осязания твоего взгляда на моем теле. Да, я тебя больше не видела и не слышала, но не неощущала. Зато была убеждена на все сто, что ТЫ меня прекрасно и видишь, и знаешь, что я сейчас делаю.

Пять минут? Господи. Серьезно? Откуда мне знать, сколько мне на самом деле нужно времени на все про все? А если я не успею, что тогда? Я даже не могу сообразить хочу ли вообще писать, особенно из-за усилившейся рези в половых губах, в клиторе и во влагалище. А эта пульсирующая, наливающаяся боль в ранах и в распухших интимных мышцах, которая, казалось, перекрывала все иные ощущения кроме одного конкретного — самого острого и обжигающего практически до костей. Стоило мне напрячься, окунуться с головой в взбесившийся страх, в твои натянутые сети сминающего жесткого контроля и уплотняющейся тени, и оно моментально усиливало свои приливы троекратно, едва не вырывая из груди несдержанный стон. Разве такое возможно, или всему виною эта гребаная боль, которая стимулировала и растирала свежие раны до столь невыносимого возбуждения? У меня же не было для этого причин, и я не хотела, не думала, да и просто не имела никаких оснований, тем более после вчерашнего. Я вообще не должна сейчас об этом думать и тем более так возбуждаться. Или ты специально все это сделал и продолжаешь делать? Чтобы я ни на секунду не расслаблялась, сходила с ума из-за твоего постоянного присутствия, скользящего по моей кожей фантомными прикосновениями твоих пальцев, щемящими ударами болезненных вспышек и надрывной пульсацией одержимого вожделения.

Наверное прошло не меньше полминуты, прежде чем мне удалось выдавить из себя первые капли аммиака, превратившегося в самую что ни на есть настоящую выедающую кислоту. Вот тогда мне стало реально больно, до нестерпимого желания во что-нибудь вцепиться зубами или лучше сразу хлопнуться в обморок. Но как ни странно, первая и самая острая резь прошла довольно быстро, вскоре сменившись на неожиданное облегчение с еще более неожиданным блаженством. Господи, я точно спятила, если даже в этом нахожу отголоски физического удовольствия. Или это опять все из-за тебя? Ты ведь не можешь не знать, что со мной сейчас происходит.

И спасибо тебе за включенную воду, что избавил меня от возможности краснеть и умирать еще и от стыда перед открытой дверью уборной.

Встать на ноги оказалось сложнее всего, но я понимала, что сильная слабость в дрожащих коленках была связана не с физическим переутомлением и крепатурой в бедрах и икрах, и уж тем более не в следах, оставленных ремнями и твоими руками. Меня прессовала собственная контуженная психика, собственные страхи и… скользящие в этом чертовом замкнутом пространстве и в моем теле тугие нити твоей вездесущей сущности. Меня даже ни на секунду не пробрало банальным кошачьим любопытством, когда вцепившись трясущимися пальцами в мраморную столешницу над умывальником я уставилась в свое отражение в зеркальной дверце навесного шкафчика вместо того, чтобы его открыть и посмотреть, что находится внутри.

Наверное, я просто была не готова. Да и кто вообще способен в подобные секунды с невозмутимым спокойствием взглянуть в лицо собственным кошмарам? И нет, мое лицо не было покрыто опухшими гематомами, безобразными царапинами или следами от укусов, оно оставалось все таким же чистым, неестественно бледным, но… абсолютно чужим. Я не узнавала его, даже собственные глаза, которые, казалось, увеличились и потемнели до незнакомого мне оттенка и разреза. Может дело из-за отеков-мешков под глазами? Кожа словно утончилась или стала прозрачной, некоторые черты обострились и углубились, другие наоборот припухли, как губы, выделяясь на общем фоне неестественными формами. Вроде и я, и все равно не я, по крайней мере взгляд был точно не моим. Он постоянно тянул на себя, к глубокому блеску радужки глаз, будто хотел затащить на дно их необычного цвета и угольных точек зрачков; и так же одновременно непреодолимо скользил вниз, по всей картинке отражения. У меня окончательно перехватило дыхание, стянув на сердце все нити свежих швов одновременно, когда моя правая рука непроизвольно потянулась к горлу. Неосознанный жест — желание перекрыть или спрятать под дрожащей ладонью следы-отпечатки твоих пальцев.

Новый удар по вискам и глазам ослепляющим приливом вскипевшей крови и адреналина, и я реально не соображаю, что это. Обезумевший страх, дикое желание скончаться на месте, разрыдаться, забиться в ближайшем углу в неконтролируемой истерике или что-то еще?.. Что-то, что вынуждало меня в полной парализации тела и разума рассматривать на собственном теле темные пятна синяков, идеальных линий и отметин, прописанных твоими руками, и где-то на зыбких окраинах тлеющего сознания осознавать, что все это сделал именно ты — специально, продуманно, методично, взвесив и просчитав каждый удар, давление и нажим. И их вид, цвет и даже форма оставляли в памяти то, что я ожидала почувствовать меньше всего, шокировав едва не до полной остановки сердца. Я хотела рассматривать их снова и снова, до бесконечности, пока они не станут медленно и неотвратимо исчезать прямо на моих глазах.

Трясущаяся рука метнулась к зеркальной дверце раньше, чем я испугалась окончательно, быстрее, чем мне понадобилось бы дополнительного времени и сил, чтобы задавить этот дикий приступ; до того, как я пойму, что со мной происходит. Сколько прошло секунд? Десять? Максимум двадцать? Слишком мало, чтобы успеть осмыслить только что увиденное и пережитое. И я не вижу никаких веских причин думать об этом сейчас и уж тем более анализировать. Мне надо почистить зубы. У меня нет времени заниматься чем-то еще, кроме того, что ты мне приказал сделать. Мне с лихвой хватает, что делать, что чувствовать и чего бояться. Я еще успею сойти с ума, когда тебя не будет рядом (вернее настолько близко рядом), когда ты оставишь меня наедине с моими переживаниями, воспоминаниями и свежими следами на моем теле и сердце от твоих рук, новых девайсов и тебя самого.

Кажется, прошло больше пяти минут, а может мне просто казалось. Когда время принимает форму драгоценной обменной валюты, ты уже просто не соображаешь, только ощущаешь и считаешь, посекундно вздрагивая от мощных ударов бешенной аритмии, выскальзывающих из дрожащих пальцев предметов и желания что дури зажмуриться и закричать. Иногда я просто не осознавала, что делаю. Чистые автоматические движения на рефлекторном уровне.

Увидеть буквально сразу на средней полке несколько новых тюбиков зубной пасты с незнакомыми названиями и эмблемами неизвестных мне производителей, несколько запечатанных зубных щеток в мраморном стаканчике-подставке, схватить первое, что попалось под руку, обязательно все это уронить на дно раковины стерильного умывальника… Еще на пять секунд закрыть глаза и вдохнуть поглубже в легкие, разрывающиеся под давлением тисков заблокированного рыдания и подступающими к горлу конвульсивными спазмами истерического смеха. Но мне было так проще — пытаться что-то делать на грани приближающейся неизбежности, чем успокаивать себя надуманными идеями несуществующего права выбора. Может я и понимала, что ты не станешь мне отрезать на ногах пальцы, если я тебя ослушаюсь или опоздаю с выполнением твоего распоряжения, но сейчас все воспринималось по другому. Я уже знала, как ты мог бить физически и что ты действительно это мог, но это было ничем по сравнению с тем, как ты бил по сознанию и насколько глубоко проникал в сердце даже не прикасаясь к моему телу. И сейчас я была уверена, что ты мне показал лишь вершину айсберга. То, что скрывалось под черными водами твоей зыбкой тьмы резало по нервам куда сильнее и страшнее ударов стека или перетяжкой ремней-фиксаторов.