Три дочери Льва Толстого - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Михновец cтр.№ 40

„…венчаться, не веря в таинство брака, так же дурно, как говеть, не веря, не говоря о том, что для того, чтобы себя избавить от лжи, надо заставить лгать, да еще с подкупом, другого человека – священника, не говоря об этом, швыряние 150 р. для подкупа и для избавления себя от неприятной процедуры – очень нехорошо. Ведь можно не говеть, когда это нужно сделать только п[отому], ч[то] не можешь. А если можешь и венчаться, и даже подкупать, то нет причины не говеть“.

И Маша пошла на исповедь.

Второй компромисс был не легче. Во время раздела Маша отказалась от своей части имущества. У Коли Оболенского ничего не было, работать он не умел и не хотел, и молодым не на что было существовать. Пришлось тем, у кого имущество оказалось более ценным – Софье Андреевне, Сереже, – выделить из своих частей долю Маши деньгами, что было очень сложно. Мать и братья Толстые старались не показывать своего недовольства „фокусами“, как они говорили, которые выкидывала Маша, но горький осадок у семьи от всей этой истории – остался» ^[387].

Толстому пришлось-таки высказаться насчет позиции зятя, 28 октября 1897 года он написал в Крым молодым супругам, обращаясь к Маше:

«…мама, Лева и я, и разговорились о тебе и Коле и о вашей жизни. И мне стало грустно. Главное за то, что мы все – я-то про себя уже верно знаю – любим вас и говорим о вас, а не вам. И вот я решил написать вам обоим, Коле и Маше, то, что я вывел из этого разговора и что думаю о вашей жизни в будущем с практической стороны. Я и прежде это думал, но теперь думаю с особенной определенностью и ясностью. Во-первых, в Покровском ^[388] вам жить не надо. Не говоря о том, что это может быть неприятно Лизе ^[389] и братьям и сестрам ^[390], и если не неприятно, то может сделаться неприятно и вовлечь в неприятные не откровенные отношения, это не хорошо, п[отому] ч[то] это халат, – эта жизнь не требует никаких усилий, а сел и живи. А усилия вам обоим, и особенно Коле, нужны. Ему необходимо начать свою женатую жизнь деятельностью, и энергичной деятельностью. И мотив этой деятельности для него готовый и очень определенный, это приобретение – наиближайшим к требованиям совести способом – средств той жизни, кот[орую] вы ведете. Хорошо быть требовательным и щекотливым к средствам приобретения, когда хоть приблизительно так же строг к себе в трате случайно находящихся в распоряжении средств, а когда этого нет – это самообман. Можно и заняться виноградниками в Алуште, и купить имение в… ^[391] где бы ни было, и энергически хозяйничать, и в земстве служить, можно служить и в банке, и в инспекторах, и в суде. Требовательным можно быть после того, как начал деятельность, и тогда отыскивать наиболее согласн[ую] с требованиями совести, а не тогда, когда никакой не начал и когда требования совести нарушены более всего праздностью. Вот, Коля, главное, что я хотел сказать и что я слышу от всех, и не могу, к сожалению, не согласиться. Непременно работа, и энергич[ная] работа, и чем скорее, тем лучше. Покровское же, раз начато, пусть будет временным pied à terre ^[392].

Если ошибаюсь – простите. Целую вас» ^[393].

Общение с дочерью было чрезвычайно дорого для Толстого. 27–28 ноября он ответил ей:

«Получил твое письмо, голубушка Маша, и остался им вполне удовлетворен. Все ты пишешь умно и хорошо. Помогай вам Бог. Только не забывайте, пожалуйста, не забывайте, милые дети, что всё, всё на свете пустяки и не стоит комариного крылышка в сравнении с разницей между доброй и недоброй жизнью. А жизнь добрая бывает только тогда, когда не спускаешь глаз с Бога – или если спускаешь, то сейчас же опять смотришь на него – и перед Богом внимателен к своим самым малым поступкам. Как мне ни больно, почти физически, что ты здоровьем не поправляешься, все это мне ничто в сравнении с мыслью, что ты можешь сойти с того пути – жизни не для себя, а для Бога, – на котором ты стояла.

Ищите Ц[арства] Б[ожия] и правды его, а остальное все – и здоровье, то, какое нужно, и веселье, и семья – все придет. Знаю, что теперь при твоей слабости тебе больше нечего делать, как с терпением и кротостью переносить свое положение, так смотри же делай это в совершенстве, и будет радостно. 〈…〉

Насчет здоровья твоего, я бы советовал тебе быть на дворе как можно дольше, закутавшись в шубы сидеть, лежать, ездить, если можешь. А в духовном отношении быть хорошей и потому довольной. All is right what ^[394] и т. д. на известный тебе мотив.

А радостной и довольной ты должна быть. Муж у тебя не только для тебя, но вообще хороший. Если он немножко копке ^[395], то это пройдет, да может быть, он и вовсе не копке. И все тебя любят, и такие у тебя, кроме мужа, два друга, хотя совсем разного сорта: Таня и я. Ну прощайте, целую вас. Смотри не ворчи ни на Колю, ни на Мар[ью] Серг[еевну] ^[396]. Л. Т.» ^[397]

Л. Н. Толстой. 1898

В мае 1898 года Толстой пишет дочери: «…На вашу нерешительность не тяготитесь. Старайтесь только до мелочей жить серьезнее и помнить, что лучше ничего не делать, чем делать ничего. А лучше, чем ничего не делать, это делать себя лучше, точить себя. Целую вас. Л. Т.» ^[398].

Отец боялся за дочь, что она сойдет с пути, по которому шла до замужества, и в письме от 20–21 июля 1898 года он напомнил ей о страдавшем от гангрены телятинском мужике Сергее, которому она помогла в 1891 году: «…Боюсь, что болезнь твоя, кумыс, заботы о себе не испортили тебя, не лишили бы тебя той одной истинной жизни, к[оторая] состоит в том, чтобы перевязывать Сергею вонючую рану, к[оторую] ты знаешь. Л. Т.» ^[399].