Разговоры об искусстве. (Не отнять) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Боровский cтр.№ 18

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Разговоры об искусстве. (Не отнять) | Автор книги - Александр Боровский

Cтраница 18
читать онлайн книги бесплатно

Я с ужасом посмотрел на старика и понял: он имеет в виду еврейское происхождение портретируемых.

– Помилуйте, Моисей Абрамович, – точного имени-отчества не помню, – этот – предводитель дворянства, старого рода, а этот и вовсе граф, генерал от кавалерии. Не может такого быть… По историческим причинам…

– Ты мне будешь рассказывать. Что ты вообще понимаешь? Весь в мать. Если бы я не знал твоего папу Давида, я с тобой вообще бы не разговаривал. «Не может быть»… Учить он меня будет…

Я посмотрел на портреты его глазами. Носатые, брыластые, уверенные в себе, жовиальные люди… Черт его знает, из каких они выбились низов… Какой-никакой историк, я понимал, что старик не прав. Более того, я знал, у кого из тогдашних верхов происхождение действительно подгуляло, и таких было немало. Но не у тех, на кого уверенно показывал Рубинштейн. Старик ошибался. Спорить с ним я не стал. Не имел права. В конце концов он показывал на вполне достойных людей. В чем-чем, а в людях он разбирался.

По памятным местам

Разговор в самолете. В начале 2000-х мы, русско-музейные, во главе с директором Володей Гусевым, вместе с несколькими особо любимыми нами деятелями санкт-петербургской культуры, повадились летывать (см. Даля) на старом винтовом самолете по культурным надобностям в разные города. Самолет был старым, но богато отделанным внутри красным деревом. Видимо, раньше предназначался для немалого начальства. Теперь дослуживал свое с нами. Вряд ли жаловался – с нами было весело, хохот долетал до пилотов, которые заходили узнать, о чем речь. Мы любили путешествовать с четой Петровых – Андреем Павловичем и Натальей Ефимовной, людьми просвещенными и веселыми. Говорили, естественно, о музыке и композиторах. Иногда в разговоре обращались ко мне как бы за подтверждением – моя мама много лет проработала в Филармонии, всех знала, и все, в том числе Петровы, знали ее. Так что я вроде был свой… Но ведь хотелось не только поддакивать, а исполнить собственную партию. Я незаметно направил разговор на тему композитора и дирижера Направника. Петровы посетовали, дескать, недооценен, полузабыт.

– Как же, – деланно удивился я. – Самый народный композитор. Самый востребованный. Просто вы, извините, мало о нем знаете. Уверен, вы, к примеру, и не слыхивали о Направнике того, что знаю я, не музыковед.

Петровы удивились такому нахальству.

– Вообще-то я специально им занималась, – веско заметила Наталья Ефимовна. Смешливый Андрей Палыч заранее улыбался, почуяв подвох.

– Так вот, ответьте мне, пожалуйста, как деятели музыкальной культуры, на простой вопрос. Когда алкаши Коломны по утрам советуются – куда пойдем? почему чаще всего решают – айда к Направнику! С чего бы это?

Петровы молча подняли руки.

– Да все просто. Во дворе дома по Крюкову каналу, номер 6, много лет был пункт приема стеклотары. (Я ничем не рисковал – моя мастерская была неподалеку, и фактуру здешней жизни я знал не понаслышке.) А аккурат у арки, ведущей во двор, как народный ориентир – мемориальная доска «Здесь жил и скончался композитор Эдуард Францевич Направник».

Раздача слонов

В газете Financial Times есть такая колонка – урбанистический археолог. Она посвящена примерно тому, что и мы стараемся делать – раскапыванию чего-то важного для городской среды, упаси Бог, не пафосного, не назло надменному соседу, может быть, поначалу и незаметного, но способного где-то каким-то образом отозваться. Вот, к примеру, слоник. Этот слоник стоит уже почти тридцать лет. Тогда заселялись дома по Мориса Тореза, ближе к Поклонной. Дома были кооперативные, въезжали туда люди с достатком. В том числе и художники. Солидные – члены творческого союза, преподаватели, труженики художественного фонда, словом, не какая-нибудь шушера из андеграунда. Один из таких художников, преподаватель, кажется, Мухи, взял да и поставил у своего многоэтажного дома улучшенной планировки, тогда, безусловно, элитного, а по сегодняшним меркам – скромняги, прямо у крыльца поставил, чуть сбоку, небольшого такого слоника. Сам слепил из шамота, обжег, выложил что-то вроде мозаики, снова обжег. Забетонировал небольшой такой бассейнчик, не бассейнчик даже, ванночку. Как-будто для водопоя. И написал даже что-то типа: слоны любят чистую воду. Милая такая вещь. Слоник стоит, ободранный, конечно, поколениями детей, норовивших вылущить цветное стеклышко, терпит, вымоченный щелочными дождями. Вид имеет бледный. Но стоит. Тридцать лет жители дома, кажется, под сотым номером (а ведь поначалу наверняка морщились: что ему, художнику от слова худо, больше всех надо? Даже грозились разбить, даром что интеллигентные люди, да рука, видно, не поднялась, слишком предмет был безобидный), говорили гостям: наше парадное найти легче легкого, мы там, где слоник. Тридцать лет младенцы, прежде чем чуть подрасти и начать в слонике ковыряться, тянули к нему ручки, тридцать лет домашние собачки хлебали дождевую воду из емкости для слоновьего водопоя. Тридцать лет типовое, безликое разбавлялось каплей индивидуального. И вот что символично. Рядом вовсю трубили два комбината Художественного фонда: Скульптурный и Декоративно-прикладного искусства. Время было золотым для трудолюбивых работников правильного искусства: каждому райцентру, да что там, колхозу требовался свой истукан в кепке, выполненный в граните или в технике выколотки, домам культуры позарез нужны были шитые или расписанные в технике батик занавесы для сцены, ресторанам – гобелены и живописные панно, даже атомоходы не выходили в ледовый поход без чеканки и резьбы по дереву для кают-компаний. Специальные люди рыскали по Союзу в поисках заказов, немножко договаривались с заместителями директоров по хозяйственной части и приезжали с ворохом договоров: налетай, торопись, делись… Впрочем, самые сытные заказы сами шли в руки наиболее достойным: членам Правления творческого союза, заслуженным деятелям искусства, лауреатам. И правда – на всех ведь не напасешься такими заказами, как, скажем, памятник Тачанке для степей под Херсоном или мозаичное панно «Отступление Колчака» для дворца культуры комбината в Иркутске. И ни один (вру, два-три исключения все-таки знаю) не приложил свое декоративно-прикладное (живописно-оформительское, скульптурное и прочее) искусство к конкретному двору и дому… Вот так, не убоявшись соседей, главных районных художников и прочих контролеров… без заказов и комбинатов, худсоветов и бюро секций… Какого-нибудь шамотного медвежонка, деревянного бычка, мозаичную птичку… чтобы детишки колупали пальчиками и гостям было сподручнее находить нужный подъезд… Где теперь эти комбинаты и где лауреаты, где гобелены, чеканки и прочие витражи… Не буду говорить, где… Сами знаете. А вот слоник (и два-три других произведения подобного рода, выполненных для себя и для ближнего круга, то есть со сколько-нибудь человеческим прицелом) стоит… И даже имя скромного художника выплывает в памяти – если не ошибаюсь, Прикот, Георгий Прикот… И если где-то наверху действительно происходит раздача слонов, уж он-то свой заслужил…

Не хочу хотеть

Эту фразу я запомнил подростком. Дело было в Зеленогорске, в Доме отдыха архитекторов, летом. Художник Натан Исаевич Альтман, который ежеутренне наивежливейшим образом, обращаясь на вы, просил меня, послушного мальчика из приличной семьи, сосланного родителями в этот самый дом на каникулярное время, «сходить за газетой», стоял в окружении столь же почтенных отдыхающих. В руках у него было открытка с разноцветными марками. Он, элегантный, в какой-то немыслимо шикарной синей куртке, спроектированной и пошитой собственноручно, с некоторой шутливой гордостью показывал эту открытку, оказавшуюся приглашением, собеседникам:

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению