Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Гончарова cтр.№ 61

отговорила меня, сказала, что объяснять будет. Ну ладно, решила идти. Приходим в школу и слышим: физик спрашивать будет. Мы с Нюркой пустились вон, несмотря на то, что времени до звонка было уже мало. Выбежали за ворота, глядим, идет Наташа. Мы сообщили ей положение вещей. Она тоже решила последовать нашему примеру, и мы втроем отправились в Успенский переулок, для большей безопасности. Посидели там на церковном дворе, а потом отправились в школу. Смотрим – около школы Марта Левина, тоже опоздала. Решили пробраться в школу нелегальным путем, через кухню. Пошли на черный ход, прошли через кухню, и так как звонка еще не было, то решили спуститься под лестницу вниз, где химическая и физическая лаборатории. Спустились, стоим и не дышим: а вдруг сюда кто-нибудь придет. Но все прошло благополучно. После звонка пришли в класс как ни в чем не бывало. Многое хотела написать, да спать хочется.

6 июня, четверг

Сегодня, как и полагается, была на практике. Особенного ничего не было. Часам к пяти отправилась в школу за фотографией. Они еще не были готовы. Девчонок наших пришло не так много. Сидели все на изгороди во дворе, потому что в школу не пускают по случаю скарлатины. Рассказывали о практике, кто, где и как работает. Кто хорошо, кто плохо, по-всякому. Смеялись. Особенно смешила Татьяна Киселева своими рассказами о том, как они в учреждении время проводят. Вообще, Киселева – это неиссякаемый источник веселости, с ней никогда не будет скучно. Всегда она говорит, хохочет, всегда весела. Хорошо, завидую таким людям. Из Татьяны, наверное, выйдет хорошая артистка, если только она будет заниматься и совершенствоваться. Она, кажется, хочет поступать в студию. Что ж, желаю от души поступить ей туда. Если она будет на сцене, то публике скучать не придется.

Около школы пробыли, наверное, до половины седьмого, и когда узнали, что карточек не будет, то отправились домой.

Я и Наташа пошли, конечно, вместе. Мне захотелось чего– нибудь необычного. Покапризничать, поломаться, в общем, как-нибудь изменить отношения с Наташей, но, конечно, только на короткое время. Домой мы не пошли, а пошли на наш бульвар и уселись на лавочку. Обе молчали, потом начали проявлять кое-какие признаки разговора и опять замолчали. Так сидели некоторое время, потом нас привлек какой-то скандал на улице между двумя евреями. Долго так сидели, холодно стало. Не знаю, сколько бы мы так просидели, но нашему упрямству помешал дождь. Вначале сидели, мокли, но потом стало невтерпеж. Враз как-то повернулись и засмеялись. Пошли домой. Шли врозь, не под руку, как было всегда. Я затащила ее к себе. Она не хотела сидеть у меня и собиралась уходить. Я не пускала. Проупрямились долго. Вышли на лестницу. Я сказала, что, если она сейчас уйдет, я рассержусь и не буду с ней разговаривать. Она прощалась, но я не давала ей руки. В конце концов она решила уйти и поспешно стала спускаться с лестницы. Я сразу почувствовала, что обидела ее, и довольно глупо, мне было жалко ее. Она в это время уже спускалась со второй лестницы. Я не выдержала и позвала ее. Она остановилась. Я позвала ее наверх, но она не шла, предлагая мне спуститься на площадку. Я опасалась, что она уйдет, и спустилась. Когда она подошла, я бросила комедию и крепко обняла ее. После этого Наташа согласилась пойти посидеть. Скверно то, что в комнате торчали все и нужно было сдерживать себя. Алексей и Валька заяривали перед нашим носом в пинг– понг.

Со всеми остальными подругами я покончила, я уже ни с кем не вожусь. С Нюрой Т. почти окончательный разрыв. Она дружит с Зоей Хапаловой, вижусь я с ними только в школе.

7 июня, пятница

День прошел как и всегда. Днем до четырех на практике, потом пошла в школу, конечно, с Наташей. В школе или, вернее, около школы пробыли недолго. Нечего было делать. Карточек еще не было. Пошли домой. Дорогой мне Наташа сказала, что дома у них очень скверно, с дядей нелады. Жалко мне ее. Скверная у нее обстановка домашняя. Тяжело ей. Иногда я прямо за глаза начинаю ненавидеть ее дядьку, злюсь бессильно, хочется как-нибудь облегчить ее домашнюю обстановку, но ничего не могу сделать: не в моей власти. Наташа, наверное, сильно скучает по отцу.

Вечером сегодня собралась было гроза, но пошел лишь сильный дождь, о грозе были лишь намеки. Наташа собиралась прийти вечером, но дождь помешал, она пришла уже около десяти. Посидела немного, Бой, ее собака или, вернее, ее домашних, погрыз кости, я в это время поужинала и пошла ее провожать. Постояли у нее на заднем дворе. Там темно и тихо – в общем, укромное местечко.

В прошедшее воскресенье мы ходили с ней в Останкино пешком. Гуляли в парке, в лесу. Погуляли ничего, только погода была очень холодная. В парке мы с ней безо всякой церемонии ложились на лавочки отдыхать. В лесу набрали по букету цветов как фактическому доказательству нашей прогулки. Вернувшись домой, я застала у себя Маню. Она работает пока что, очень хочет в деревню, соскучилась. Да оно и понятно, ведь сейчас в деревне самое гулянье, ну и тянет погулять, с ребятами покрутить.

Как-то еще раньше, когда еще учились, мы ходили с Наташей в Покровское-Стрешнево. Ох и далеко же это. Шли, шли, прямо бесконечная дорога. Но прошли туда и обратно пешком, и ничего. Пришли домой и отправились в кино после такой-то дороги. В кино смотрели «Чанг», научная картина.

Больше никуда не ходили.

Сегодня Наташа дала мне тему, написать о том, как две девочки вздумали убежать бродяжничать. Я пришла домой и принялась. Кое-что сделала. Сейчас отчаянно хочу спать. Хорошо, что завтра не идти на практику. Поубираюсь дома, пошью, попишу. За неделю все-таки устала. Голова трещит. С удовольствием посижу дома. Да, моя руководительница хлопочет, чтобы меня оставили работать платно. Не знаю, что выйдет из этого.

10 июня, понедельник

Сегодня после практики ходила в школу. Получила карточки. Дала Н. Ив. мой дневник практики. Он сказал, что работа хорошая. Я это и сама знаю. Отдали Хавкиной деньги на выпускной вечер. Она, конечно, заартачилась, почему вносим по рублю, а не по два. На меня это неприятно подействовало. При выходе встретили Варшавского. Наташа мне многозначительно: «Видишь?» Я раздраженно: «Вижу», и даже не поглядела на него, и, признаюсь, это было совершенно естественно, в ту минуту плевать я хотела на Варшавского. Да и вообще, я думаю, что надо бросить всякие мысли о мальчишках, а также и о взрослых мужчинах. Кроме лишнего засорения рассудка, эти мысли ничего не приносят. Ну какая, например, польза от того, что я думаю о Жаке или Варшавском? Ровно никакой. Бесплодные мысли отнимают время, а результатов не дают никаких, да и дать не могут при настоящем положении вещей. Поэтому ставлю перед собой ближайшую цель: гнать от себя все мысли о мужском поле. Надеюсь, что мне это удастся, тем более что перед этим у меня был период, когда у меня не было никаких мыслей о мальчишках. В самом деле смешно: думать о серьезном будущем и в то же время бесплодно мечтать о несбыточном, где главной осью является какой-нибудь тип вроде Варшавского или Жака.

В данный момент меня удивляет, что Наташа имеет такие мысли. Вначале я нисколько не удивлялась, когда она открыла мне тайну об «идеалах» мужского пола. Как-то был у нас разговор на балконе, и она мне сообщила, что с самого детства она носит в себе идеал мужчины, от которого она хотела бы любви. Для меня это не было ново, потому что у меня самой была пропасть идеалов, и в отношении Наташи это тоже меня не удивило. Также не удивилась я, когда узнала, что она неравнодушна к В. и Ж., а теперь вот удивляюсь. Как она при своей деловитости, трезвости, при своем всегдашнем здравом рассудке может мечтать о ком-то. Это не вяжется как-то, и мне иногда думается, что она не такая, какой кажется, что эта ее деловитость напускная и что внутри она такой же неуравновешенный человек, как и я. Так, внешне она тверда, имеет определенную цель перед собой, некоторую твердость убеждений, может, по-видимому, управлять своей волей, но если вдруг… все это только внешне? Конечно, это мне только иногда кажется, и я могу здорово ошибаться, но все-таки сдается мне, что не так-то уж она цельна, только лишь умение управляться со своей волей или, как она говорит, ее упрямство помогают ей сделать себе уравновешенный вид. Ну, ладно об этом. Скажу только, что Наташа очень богатая и даровитая натура с большим умом, который, нужно сказать, нуждается еще в большом развитии. И вот у меня сейчас искреннее желание, чтоб она бросила ненужные мысли о мальчишках, это было бы лучше. Минут 20 назад она была у меня, заходила за карточками, потому что она оставалась в 30-й школе на бюро ячейки, в то время как я ушла домой. Была она у меня недолго. Я сказала ей, чтоб она бросила мысли о В. и Ж. Она заявила, что не сделает этого, потому что ей это не мешает и нисколько не засоряет ее голову, потому что это идет не из головы, а только отражается в ней откуда-то. В общем, она не желает очищать голову от лишнего груза, о чем я жалею. Я заявила ей, что бросила мысли о В. и Ж., и посоветовала ей лучше подумать над этим. После этого она ушла. Когда я вспоминаю про свое гулянье в деревне, то мне становится стыдно прошедшего. Как я могла тогда так опуститься и, главное, как я могла все это писать в дневнике со всеми подробностями! Ведь это ужас. Между прочим, тот дневник, прошлогодний, я дала читать Наташе, еще когда мы учились. Многие места я в нем замазала, а последние 20–25 листов склеила так, чтобы их нельзя было прочитать. Там ведь сплошной ужас. Мне самой было стыдно читать его, а уж дать его читать Н. было бы безумием.