Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г. - читать онлайн книгу. Автор: Василий Маклаков cтр.№ 37

Но правительство Думе не облегчило этого труда. Свои законы оно вносило без плана, случайно и порознь. Органические реформы чередовались с той «вермишелью», которой было вообще в Думе не место (см. III главу). Самая форма законов была слишком громоздка, без выделения их основных положений. Законопроект о «местном суде» был исключительного быстро рассмотрен комиссией лишь потому, что докладчик И. Гессен, не без возражений со стороны министерства, самовольно выделил «основные его положения». Во всем этом правительство должно было Думе помочь.

Первый шаг к этому и был сначала сделан Столыпиным. О нем в «Воспоминаниях» рассказал Головин. «Столыпин, – писал он, – развил мысль о желательности в интересах дела договориться правительству с большинством Думы о порядке обсуждения внесенных правительством законопроектов, и просил меня взять на себя посредничество между ним и центром Думы, т. е. партией к.-д. Я ответил Столыпину, что председатель Думы не должен выступать в качестве посредника в переговорах части Думы с правительством, если желает сохранить в глазах всей Думы авторитет внепартийного руководителя; что самое большее, что я могу сделать, это передать наш разговор частным порядком кому-либо из близких мне в партии к.-д.» ^[52]

Трудно понять такой ответ Головина. Почему посредничество могло подорвать его авторитет как председателя Думы? Никто его не просил, если он того не хотел, принимать в самих переговорах участие; но долгом его было указать ответственных представителей фракций и передать им желание главы кабинета. Их дело было, как к нему отнестись. Было бы скорее со стороны главы правительства некорректно, если бы такое совещание он сделал за спиной председателя Думы. Непонятное отношение Головина было, очевидно, последствием старой атмосферы «воюющих сторон», которую Столыпин оживил своей политикой в междудумье. Чтобы преодолеть наследие прошлого, ни Столыпин не был достаточно гибок, ни Головин проницателен. После уклонения Головина раздраженный Столыпин, со свойственным ему динамизмом и стремительностью, стал думать о других экстраординарных приемах. Крыжановский рассказывает в своих мемуарах, что он задумывал даже изменить Учр. Гос. думы, «чтобы дать правительству возможность регулировать порядок рассмотрения Думою и Советом законопроектов путем определения очереди их рассмотрения и установления сроков, несоблюдение которых влекло за собой право правительства вводить своей властью в действие те или иные меры».

Это значило бы рубить дерево, чтобы с него снять яблоко. Да и цели своей подобные реформы могли не достигнуть. По словам Крыжановского, Столыпин сам к ним скоро «остыл». Между ними и попыткой сговориться с кадетами было много промежуточных форм. В установлении разумного плана работы Дума была заинтересована не меньше правительства и ему мешать бы не стала.

В том, что зависело от нее, она не осталась бездеятельной, только ей пришлось начинать все сначала.

Вопрос о плане не стоял перед 1-й Думой. В ней не было избытка законов; рассматривала она только свои, между которыми установить очередь ей самой было нетрудно. А при этом Муромцев, авторитет думских порядков, смотрел на процедуру с точки зрения английского парламентарного строя. Глава правительства там лидер парламента. Сговариваться ему приходится только с лидером оппозиции. Дело же спикера только беспристрастно регулировать их отношения. Муромцев так смотрел и на свою роль как председатель Думы. Свою задачу он видел в наблюдении за «fair play» ^[53], как будто арбитра в спортивном турнире. От себя он не предлагал ничего. Бывало, что после долгого спора голосовать было нечего, так как конкретного предложения никем не было сделано. Тогда он незаметно посылал секретаря Шаховского, чтобы об этом членам Думы напомнить.

Почитателями Муромцева эта система ему вменялась в заслугу; он-де оставлял Думе свободу. Но даже в 1-й Думе она нимало не соответствовала ни нравам, ни степени развития партий. А между тем по инерции и 2-я Дума сначала пошла той же дорогой. Получалась анархия. Председатель докладывал о поступивших в Думу законопроектах, распоряжался список их напечатать и депутатам раздать и потом ожидал «предложений». Иногда отдельные депутаты заинтересовывались тем или другим внесенным законом, предлагали его сдать в комиссию и начинали «прения о направлении». Но общего плана этим способом составить и провести было нельзя. Этот пробел заполнен был уже в порядке Наказа.

Комиссия для его составления была выбрана 22 марта и состояла из 19 человек. От 1-й Думы она получила в наследие три принятых ею первых главы (§ 1—60) и неоконченный проект еще нескольких глав. Кроме самого Муромцева, главным работником над Наказом был Острогорский, знаток и поклонник французского режима. У комиссии 2-й Думы была, таким образом, некая канва для работы; но зато знатоков иностранного регламента в ней не было. Поэтому она более всего стала руководиться уроками «опыта». Беспомощность председателя Думы заставила комиссию предусматривать и регулировать такие мелкие подробности, которым нормально не должно было быть места в Наказе и которые подлежали бы простому толкованию председателя. Кроме того, комиссия старалась специально ограждать права «меньшинства». От него сидело в комиссии три человека (Стахович, Пскрицкий, Куракин). Соц. – демократы были представлены разумным и дельным Салтыковым, который был членом президиума, товарищем секретаря; трудовики – Березиным, с.-р. – Ширским, поляки – Яронским, н.-с. – Демьяновым, кадеты – пятью человеками – Пергаментом, Бобиным, Долженковым, Черносвитовым и мной. Остальные обыкновенно не посещали комиссии ^[54].