Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г. - читать онлайн книгу. Автор: Василий Маклаков cтр.№ 41

Шидловский поддерживал Капустина, Булат – Тесленко. Предложение было провалено. Едва ли такое решение кадетов было удачно. В «специальных» комиссиях «маловажные» дела поневоле оставались в загоне; они мешали серьезной работе. И «специальность» здесь ни при чем: нужно ли быть специалистом по «народному образованию», чтобы судить о «прачечной» при университете гор. Юрьева? Создать комиссию, для которой «вермишель» была бы «главным занятием», а не отвлечением от настоящего дела, было более «практичным разрешением трудности». Такая комиссия потом успешно работала и в 3-й и в 4-й Гос. думах, под именем «Комиссия законодательных предположений», а не под одиозным названием «маловажной».

Предложенное улучшение касалось, однако, только комиссии и потому было бы второстепенным. Все равно оставалась Дума, которая должна была «вермишель» рассматривать в своем общем собрании. Здесь была новая трудность. Если бы Дума относилась к своему рассмотрению добросовестно, она бы погибла. Практика, по инициативе энергичного кн. В.М. Волконского, «фактически» отменила думское рассмотрение этих законов. Для докладов этой комиссии в случае, если никто не предупреждал о желании говорить, не было обсуждения в Думе. Волконский бормотал заголовки проектов, кидал сквозь зубы сакраментальную фразу «несогласные встают» и в десяток минут сплавлял сотню законов. Потом они занимали десятки страниц в стенограммах.

Позволительно себя, однако, спросить: хорош ли был этот порядок? Возможно, что бюрократический контроль Петербурга за делами местного интереса был тоже простою формальностью; но эта «формальность» не была бы такой соблазнительной и развращающей школой, как участие Думы в публичном подлоге. А между тем стояла дилемма: или Дума станет законодательной пробкой, или одобрит этот подлог и себя заменит комиссией. Третьего выхода не было, и в этом не она была виновата. А при доверии всей Думы к щепетильной добросовестности кн. Волконского – она с этим «беспорядком» мирилась.

Но если этот подлог был допустимым исходом, то можно ли осуждать 2-ю Думу, что она к нему не прибегла? И прилично ли Манифесту было ее упрекать, что законопроектов она не рассматривала, обсуждением замедляла или отвергала?

* * *

Перехожу к главному вопросу – об отношении Думы к внесенным в нее правительством законопроектам по существу. Рассмотрение законопроектов в собрании из нескольких сот человек – всегда дело громоздкое; потому в них вопрос о плане и процедуре имеет значение, которого нет для единоличных работников. Много времени и труда поневоле уходят на «организацию»; затруднения этого рода в конце концов уладились; к началу третьего месяца Дума, наконец, начала быстро работать. Потеря же первых месяцев была неизбежна, как школьные годы в человеческой жизни.

Иное дело отношение Думы к законопроектам по существу. Если Дума не разделяет взглядов правительства и законы его «отвергает» или умышленно «хода им не дает», взаимное сотрудничество их становится невозможным. На это как будто и намекали слова Манифеста, которые я выше цитировал. Но как раз эти слова наиболее явная неправда.

Единственное из «обширных мероприятий» правительства, до рассмотрения которого Дума успела дойти, т. е. законопроект о местном суде, был думской комиссией принят. Был своевременно принят, несмотря на опоздание власти с внесением законопроекта, и контингент новобранцев. Из 16 «вермишельных» законов, рассмотренных в мае, было всего отвергнуто два: ассигнование 10 000 рублей на издание журнала «Художественные сокровища России» и «повышение ставок казенного налога на землю»; против последнего законопроекта возражали и правые (Синодино), и он был единогласно отвергнут ^[58].

Очевидно, не эти законы имеют в виду слова Манифеста. Кроме этого было отвергнуто еще четыре закона, но они относятся к категории мер, проведенных по 87-й ст. в междудумье, и я буду особо о них говорить. Таким образом, из 26 рассмотренных общим собранием Думы законов было принято 20. Огульная жалоба Манифеста «на противодействие Думы» в законодательной области несправедлива.

Но этого мало. Дума была так рано распущена, что громадное большинство законопроектов правительства еще оставалось в комиссиях, и сейчас с достоверностью невозможно судить не только об отношении к ним, но и о самих законах (гл. III). Однако не будет слишком смело сказать, что в законодательной сфере нельзя было вообще ожидать систематического конфликта правительства с Думой. Если правительство было искренно в своей декларации и действительно хотело «преобразовать Россию в духе октябрьского Манифеста», т. е. «превратить наше отечество в государство правовое», при котором «права и обязанности русских подданных не будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц», если его законопроекты к этой цели стремились, то Дума им бы не стала противиться. Этих преобразований она хотела, конечно, больше, чем наше правительство. Принципиальные враги подобных реформ были не в Думе, а в верхней палате; позднее это они доказали. В понимании того, что нужно в этом направлении делать, Дума пошла бы, наверное, дальше правительства; например, там, где правительство ценз только понижало, она вводила бы четыреххвостку; где оно сокращало контрольные полномочия власти, Дума стала бы вовсе их отменять; она захотела бы не «пересмотра», а «отмены» исключительных положений и т. д. Не отвергая правительственных законопроектов, она их стала бы оснащать своими «поправками». Партийные законопроекты, которые вносились в Думу и передавались в комиссии, как материал, послужили бы канвой для подобных поправок. Но в этом никакой опасности, кроме потери времени, не было. Государственный совет стал был отклонять эти поправки, а когда, после «согласительных комиссий», перед Думой стала бы альтернатива – или законопроект принять без поправок, или оставаться при старом порядке, она стала бы «подчиняться насилию». Ведь предположенные реформы, как бы они ни были робки, были все-таки шагом вперед, не назад. Безусловное сопротивление Думы правительство могло встретить только в тех редких случаях, когда бы оно хотело ухудшать старый порядок, увеличивать произвол, сокращать гарантию прав отдельных людей против власти. Но это в цели правительства не входило, и этого ему не было нужно. Существовавший порядок давал ему для этого достаточно полномочий. И во всяком случае, не в этом был смысл декларации, и не в этом тогдашняя политика Столыпина заключалась. Потому ему нельзя было опасаться принципиального конфликта с Думой на законодательной почве.

Была только одна группа реформ, которой правительство дорожило и которая не встречала сочувствия Думы; это – законы крестьянские. На них интересно остановиться тем более, что отношение к ним было неодинаковое.

В эту группу входил, во-первых, уже проведенный по 87-й ст. закон 5 октября 1906 года о «равноправии»; у него противников не было, и он стал обсуждаться впервые только через десять лет, в мае 1916 года; во-вторых, закон 9 ноября, более спорный – о выходе из общины; в-третьих, целая группа законов о передаче ряда земель Крестьянскому банку для распродажи крестьянам в общей сложности 11 миллионов десятин (9 – казенных, 2 купленные у помещиков).