Возвратный тоталитаризм. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Лев Гудков cтр.№ 106

8. Партийная система. Конец СССР и запрещение КПСС после путча 1991 года привели к появлению нескольких десятков мелких политических партий, состоявших из фрагментов расколотой партийной, советской и хозяйственной номенклатуры. После острой конфронтации летом и осенью 1993-го пропрезидентских и оппонирующих им партий консервативных отраслевых и региональных лоббистов, представленных большинством в Верховном Совете РСФСР, подавления вооруженных выступлений сторонников А. Руцкого и Р. Хасбулатова и принятия новой Конституции, сформировались несколько относительно крупных партий, ставших электоральными машинами. Особенность такой неустойчивой партийной системы заключалась в двойных структурах: более крупные образования, получившие представительство в Госдуме (слабеющие партия реформ «Демократический выбор России», от которой постепенно отошел президент, ее дублер «Яблоко», еще более умеренная «Наш дом – Россия», ставшая партией власти, компартия и заживший собственной жизнью проект КГБ правой популистской партии-спойлера В. Жириновского) и их дублеры-аутсайдеры. С приходом к власти Путина и установлением жесткого контроля над выборами многопартийная система была прорежена. Вместо тотальной и ставшей крайне ригидной командной партийно-советской системы уже в начале 2000-х создана более гибкая структура управляемых Администрацией президента псевдопартий, предназначенных в первую очередь для стерилизации спонтанных и независимых от власти общественных движений, групп интересов или гражданских инициатив. Опасность, исходящая от лидеров конкурентных с путинскими «партиями», была нейтрализована с помощью тихого шантажа, угрозы уголовного преследования, подкупа и втягивания их в общую систему кремлевского патронажа. Функции этих «системных» партий («Единой России», КПРФ, ЛДПР, «Справедливой России») заключаются в том, чтобы быть:

а) единой электоральной машиной для легитимации режима при сохранении видимости политического плюрализма и имитации волеизъявления народа;

б) каналом вертикальной мобильности для местных элит и подбора кадров для администрации разных уровней;

в) средством лоббирования региональных или ведомственных интересов.

Сами по себе эти партии лишены какого-либо политического значения, поскольку в действительности они не предназначены для борьбы за власть и не собираются бороться за нее. Даже будучи в Думе, они не могут заниматься распределением бюджета или контролем деятельности правительства, их действия, программы и руководство всегда согласованы с кремлевской администрацией. Это суррогаты, имитаторы партийного плюрализма. Фактически Государственная дума превратилась в собрание коррумпированных отраслевых и региональных лоббистов, послушно выполняющих решения Администрации президента.

Отмена региональных партий и выборности губернаторов, изменение состава Совета Федерации, комплектуемого теперь не из губернаторов, а из их представителей, назначенных по согласованию с Кремлем, означало конституционный переворот и установление мягкой диктатуры. С этого момента более 70 % законопроектов вносятся по инициативе правительства, что означает окончательное завершение сформированной централизованной вертикали власти и чисто номинальный декоративный псевдопарламентаризм.

Остатки номенклатурной многопартийности 1990-х (такие как «Яблоко», «Союз правых сил», «Родина» и мелкие организации-спойлеры) постепенно были вытеснены со сцены уже в начале 2000-х годов. Шум, поднимаемый критиками власти вокруг выборов и фальсификации их результатов, не имеет собственно политического значения, поскольку такая суета никак не отражается на конечном распределении влияния в структурах власти. Максимум, чего можно ожидать, сводится к тому, что руководители регионов или федеральные чиновники, не обеспечивающие показательный процент лояльных голосов, могут быть отстранены от должностей. Однако эта инсценировка «свободных, честных и прозрачных выборов» играет крайне важную роль в поддержании апатии населения и отчуждения большей его части от политического участия. Создавая иллюзию, что, «несмотря на все, можно постараться что-то сделать, изменить жизнь людей к лучшему», этот периодический церемониал участия граждан в общественной жизни занимает внимание социально ангажированных групп населения. В определенный период примерно половина населения так или иначе следит за электоральной интригой. Оставшиеся за бортом политические аутсайдеры (собственно партии в понятиях демократической системы) представляют собой мелкие инициативные организации, выросшие снизу. Они не имеют возможности участвовать в электоральной конкуренции из-за: а) различных фильтров и барьеров, блокирующих их регистрацию для участия в выборах; б) лишения их финансовых средств и организационно-технических ресурсов для агитации и работы с избирателями, блокирования им доступа к СМИ. Любые подлинные политики (то есть публичные фигуры с характерными чертами харизматических лидеров, умеющих добиваться внимания публики и выражать интересы различных социальных групп населения, как, например, А. Навальный, Д. Гудков, Л. Шлосберг и им подобные) полностью нейтрализованы посредством мощной дискредитирующей пропаганды. Некоторые из них стали жертвами полицейского и судебного произвола, другие – объектом клеветы и дискредитации посредством СМИ, административных и социальных сетей. Сегодня российская партийная система – это театральная машина для движения декораций на политической сцене, игра или ритуал демонстрации общественной лояльности и одобрения безальтернативной диктатуры ^[289].

9. Путинизм как социально-политическая и административная система был бы невозможен без введения полной монополии администрации над информационной сферой, в первую очередь над федеральными каналами телевидения и крупнотиражными изданиями. СМИ в целом после 2001–2003 годов лишились прежней независимости и стали элементом общей машины очень эффективной пропаганды. Ее роль постоянно возрастала. Вторая волна принципиальных изменений в системе пропаганды и манипуляций общественным мнением поднялась уже после массовых антипутинских демонстраций 2010–2012 годов. Ответом на эти выступления и акции протеста стало резкое ужесточение законодательства и расширение репрессивной практики по отношению к организациям гражданского общества, неформальным объединениям, усиление цензуры и отношения к деятельности информационных компаний. Те СМИ, которые вызвали неудовольствие и раздражение Кремля, лишались эфирных частот, принуждались к смене владельцев или составу редакций, подвергались штрафам и угрозам.

Особенно агрессивной и демагогической пропаганда стала после аннексии Крыма. Сегодня Кремль контролирует 90–95 % информационного времени и пространства. На долю альтернативных (независимых СМИ не осталось) каналов информации сегодня приходится не более 7–8 % общей аудитории. Новым явлением стал рост объема «бла-бла-бла-ТВ» – поток развлечений, попсы и фейк-новостей, нейтрализующих раздражение населения положением дел путем переключения внимание на светские склоки, сплетни, скандалы, стерилизующих массовое сознание ^[290]. Он занимает значительную долю эфирного времени и доминирует в провинции, где социальные сети и интернет имеют аудиторию из-за технических ограничений и финансовой скудости потребителей.