«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Прудовский cтр.№ 50

Айрапетянц Мария Николаевна, род. 19.11.1899 г, г. Москва, русская, образование – фельдшерско-акушерские курсы, б/п.

На момент ареста старшая операционная сестра в 10-м роддоме, г. Москва.

Проживала: Москва, 2-я Сокольническая улица, д. 2-а, кв. 24.

Арестована 02.12.1937.

Обвинение: «…являлась женой врага народа Айрапетянц Григория Герасимовича, знала о его контрреволюционной, шпионской деятельности, но скрыла это от органов Советской власти…»

Приговорена: ОСО при НКВД СССР 22.03.1938 г. как ЧСИР к 8 годам ИТЛ.

Реабилитирована ВТ Ленинградского Военного округа 17.04.1957 г.

Источник: ЦА ФСБ, АУД № Р-13015.

Конечно, составляя список, дедушка знал об арестах этих и многих других бывших работников КВЖД ^[108], но он не мог знать, что эти репрессии проводились с одобрения ЦК ВКП(б), не мог знать и их огромного охвата.

19 сентября 1937 года нарком Ежов направляет секретарю ЦК ВКП(б) Сталину проект закрытого письма и приказа о мероприятиях в связи с «террористической, диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев» ^[109].

На письмо Сталин накладывает резолюцию «За» и расписывается. Свою подпись ставит и Молотов. В тот же день эти документы были утверждены на Политбюро, протоколом № 53 ^[110].

На следующий день, 20 сентября, издается Оперативный приказ НКВД СССР за номером 00593 ^[111] и подписывается Закрытое письмо, получившее № 60268 ^[112].

Приказ был впервые опубликован в 1993 году в газете «Мемориал-аспект».

Публикуемое впервые в России Закрытое письмо, хранящееся в архиве ФСБ (фонд 3, опись 4, дело 1), не рассекречивалось на том основании, что оно якобы содержит информацию о формах и методах работы спецслужб. Правомерность «секретности» Закрытого письма подтверждена решением Московского городского суда 14 июля 2014 года, а затем и Верховным судом РФ. Но совершенно случайно выяснилось, что 15 мая 2014 года, за 2 месяца до решения Мосгорсуда, был рассекречен экземпляр письма, хранящийся в Центральном архиве ФСБ России в фонде 3, опись 5, дело 2.

И в приказе и в закрытом письме говорится, что «учтено до 25 000 человек бывших служащих Китайско-Восточной железной дороги и реэмигрантов из Маньчжоу-Го, так называемых «харбинцев», осевших на железнодорожном транспорте и в промышленных предприятиях Союза». В приказе определяется, кто подлежит аресту, говорится о разбивке их на две категории (1-я категория – подлежащие расстрелу, 2-я – подлежащие заключению в ИТЛ) и об осуждении в альбомном порядке, т. е. заочно и внесудебным органом – Комиссией наркома внутренних дел СССР и прокурора СССР.

В многостраничном Закрытом письме говорится о вербовочной работе японской разведки, о методах вербовки агентуры, о методах переброски агентов в СССР и об их подрывной работе в стране. Приводится множество «фактов» такой работы.

Изучение АУД лиц, указанных в Закрытом письме, архивных документов, протоколов допросов бывших сотрудников НКВД показывает, что приведенные в письме сведения являются вымышленными, дела – сфабрикованными, а практически все лица (62 из 64 – все, кроме атамана Семенова и Константина Родзаевского, лидера Всероссийской фашистской партии, созданной эмигрантами в Маньчжурии), означенные в письме как японские агенты, реабилитированы.

В результате реализации Оперативного приказа НКВД № 00593 с 20 сентября 1937 года по 10 сентября 1938 года, в альбомном порядке было осуждено Комиссией наркома внутренних дел СССР и прокурора СССР 35 561 человек, из которых 22 942 человека были приговорены к расстрелу ^[113].

Я ознакомился с «открытыми» документами из архивного уголовного дела дедушки, в Центральном архиве ФСБ, в конце 2009-го – начале 2010 года, тогда же их сфотографировал и получил ксерокопии. В деле были закрыты многие листы, созданные как в ходе следствия 1941 года (документы 4 и 5), так и в процессе реабилитации середины 50-х (документы с 37 по 52, 54 и 55).

Сейчас я знаком со всеми документами этого дела, но этого пришлось добиваться 8 лет…

Остались неизвестными документы, связанные с допросом дедушки в 1937 году, и материалы его архивного оперативного дела, упомянутые в справке по этому делу (документ 55). На запрос об ознакомлении с этими документами ЦА ФСБ ответил, что оперативного дела Кузнецова Степана Ивановича, 1889 года рождения, на хранении не имеется.

Вопрос, волновавший меня, – «почему дедушку не арестовали в 1937–1938 годах, а арестовали в 1941-м», кажется, нашел свое объяснение.

С первой частью вопроса стало понятно после ознакомления с приказом НКВД № 00593 о Харбинской операции – дедушка не подпадал ни под одну указанную в пункте 1 категорию: он не работал в системе транспорта и промышленности, а про сельское хозяйство в приказе не упоминалось. Вероятно, в 1937-м его допросили в связи с доносом и последствий тогда не наступило, но документы-то остались…

Так почему в 1941-м? Ответ, скорее всего, дает дело В.В. Владимирова, работавшего в Харбине под фамилией Власов. Ограничения, связанные с 75-летней личной и семейной тайной, по его делу истекли в 2016 году, и с ним стало возможно ознакомиться.

Владимиров Василий Владимирович был арестован 23 марта 1941 года, в рамках группового дела сотрудников ИНО НКВД, находившихся ранее на нелегальной работе в Китае. Их обвиняли в участии в антисоветской организации и шпионаже в пользу Японии. Дело вело 3-е отделение 2-го отдела Следчасти НКВД.

На первом допросе, 25 марта, Владимиров упоминает дедушку в числе своих знакомых по работе на КВЖД (кроме дедушки упомянуты Рудый, С.М. Кузнецов, Бандура, Мальгинов, Магон, Топоров и Виридарский), с кем поддерживал знакомство и по возвращении в Москву. Такое же краткое упоминание есть и в допросе 1 апреля. Допрос 8 апреля 1941 года на две трети посвящен Степану Ивановичу.

Далее события могли развиваться следующим образом: сотрудники 3-го отделения подняли оперативное дело на дедушку 1937 года, а также дела Рудого и Бандуры, которые в 1937 году вел 3-й отдел ГУГБ НКВД СССР, и, выбрав оттуда касающееся Кузнецова, составили 23 апреля постановление на арест (документ 1)…

Изучение документов архивного уголовного дела моего дедушки Степана подвигнуло меня на изучение сначала дел его сослуживцев и самой Харбинской операции, а затем и всех национальных операций НКВД, многие документы которых не исследованы до сих пор.