История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 13

При первом нападении на Чугань Кизихский моурав (управитель) собрал в селении Бодби всех вооруженных грузин, но не решился идти с ними на помощь атакованным, а ограничился тем, что отправил посланного к командиру Горского егерского батальона с известием о нападении неприятеля. Посланный имел дурную лошадь, и хотя подполковник Квашнин-Самарин тотчас же выступил со своим батальоном, но не мог прийти вовремя, ибо до селения Чугань было двадцать пять верст от нашего лагеря. Егеря шли все время беглым шагом, но пришли, когда все уже было кончено, лишь горела деревня да пылали стога сена.

«Отчего грузинские войска, собравшиеся в Бодби, – доносил Самарин ^[75], – благовременной помощи подать не успели, – от робости ли сие произошло или не чаяли себя быть в состоянии, по не-бытности моей в то время там, мне неизвестно… При сем также за необходимое нахожу донести, что находящаяся здесь грузинская артиллерия, а особливо от вчерашнего перехода, почти вся рассыпалась, так что чуть держится. В случае какого движения взять оную с собою будет опасно, дабы, изломавшись, не замешкала батальону и не причинила бы затруднения оставлять для нее в том месте прикрытие. Действия же от нее никакого надеяться не можно» ^[76].

Материальная часть артиллерии была вообще в плохом состоянии в Грузии, патронов и зарядов не хватало, а порох хотя и был в небольшом запасе, но «вовсе негодный, грузинской фабрики» ^[77]. Получив сведения о таком неустройстве, Екатерина II пожаловала Ираклию двадцать четыре орудия различных калибров и приказала отправить их в Грузию с двойным комплектом зарядов и снарядов. Генерал-поручик Потемкин в бытность свою в Тифлисе также обращал внимание царя Ираклия на необходимость улучшения всех боевых средств, но Ираклий откровенно признавался, что не в силах этого сделать. Он говорил П.С. Потемкину, что, хотя подданные его и весьма храбры, но не могут устоять против лезгин, одно имя которых наводит на них страх и робость. Царь просил прислать в Грузию шесть полков пехоты с полным содержанием, и, когда ему было отказано, просил разорить Джары и Белоканы, главные лезгинские селения, теми двумя батальонами, которые были в Грузии. Царь обещал обеспечить наши батальоны продовольствием и для содействия им собрать до четырех тысяч человек грузинских войск. П.С. Потемкин отвечал, что для истребления селений, удаленных от границ Грузии, необходимы значительные силы, которых нет и взять неоткуда, что к тому же от такой экспедиции нельзя предвидеть никакой пользы, потому что, завладев этими селениями, Ираклий не в состоянии будет их удержать. Царь принял отказ с крайним огорчением, и Потемкин, видя, что беспрестанные вторжения лезгин «столь сердце его надсадили, что, казалось, и расположением одним наказать услаждался уже немало», предложил Ираклию наказать ближайшие к его границам селения, дабы лезгины видели, что не всегда они могут совершать нападения безнаказанно. Оставшись вполне доволен этим предложением, Ираклий просил только привести его в исполнение как можно скорее.

Возвращаясь из Тифлиса в Георгиевск, генерал-поручик Потемкин оставил в Грузии прибывшего с ним генерал-майора Самойлова, которому и поручил командовать экспедицией. В состав отряда были назначены оба егерских батальона с четырьмя полевыми орудиями и сопровождавшие в Грузию Потемкина эскадрон Астраханского драгунского полка и около сотни донских и уральских казаков ^[78].

Наступавшая осень заставляла Самойлова торопиться выступлением в поход и окончанием экспедиции, но все его усилия оставались совершенно напрасными. Обещанные для содействия нашим батальонам грузинские войска не были готовы и собрались весьма медленно, они не имели ни боевых припасов, ни провианта. Запасов продовольствия для наших батальонов также не было, и генералу Самойлову стоило больших усилий снабдить свои войска только десятидневным провиантом. «Я голову свою вскружил, – доносил он генералу Потемкину ^[79], – и с ног сбил подполковника Кишинского, чтобы достать у грузин нужное войску нашему пропитание и для такого подвига, который прямо им пользу принести должен. Я нимало не могу в том на царя пенять – он всею душой готов исполнить все, что ни требуется от него, но подданные его совсем иные люди. Прежде, нежели захотят они сделать то, что приказывается, надобно мне несколько раз к царю, к архимандриту, к мелику и к каким-то казначеям посылать, которых тщание только в том состоит, чтоб скрадывать царя. Я исключаю из числа сего архимандрита Гаиоса, который всякое от меня нужное требование тщился не только доводить до царя, но еще и ему представлять о скорейшем по оному решении».

Обеспечив себя десятидневным продовольствием, Самойлов решился выступить, не дожидаясь сбора грузинских войск, и надеялся 4 октября быть в Кизихах, куда в тот же день обещал прибыть и царь с ополчением, которое к этому времени успеет собраться. Ираклий уверял Самойлова, что в Кизихах они найдут достаточно продовольствия и что русские войска будут им полностью обеспечены.

«Дай Боже, – говорил Самойлов, – чтоб они сдержали свое слово вернее прежнего», – но Ираклий и в этом случае не исполнил данных обещаний.

Вместо того чтобы 4 октября быть в Кизихах, царь только в этот день оставил Тифлис и лишь вечером 7-го числа соединился с генералом Самойловым в селении Мачхан. Ираклий привел туда вместе со своими войсками и сто двадцать имеретин под началом князя Георгия Цилукидзе, сопровождавшего новобрачных царевича Вахтанга и его супругу ^[80].

В Мачхане генерал-майору Самойлову пришлось испытать то же, что он испытывал в Тифлисе, и видеть во всем затруднения и крайний беспорядок. Почти на глазах соединенных сил лезгины грабили и опустошали селения, жители которых просили помощи. Самойлов настаивал на скорейшем движении вперед, но Ираклий, хотя и понимал, что движение необходимо, медлил, отговариваясь тем, что ожидает умножения своих сил. Царь не составил еще программы будущих действий. Он говорил Самойлову, что следует идти к Белоканам и разорить их, а несколько часов спустя замечал, что хорошо бы было нанести первый удар селению Джарам. Ежеминутные перемены заставляли генерала Самойлова сожалеть, что Ираклий сам принял начальство над грузинскими войсками, а не прислал одного из своих военачальников, «ибо, – доносил он, – того я бы принудил ко всему, а царю только представлять лишь могу. Его высочество соглашается совсем на резоны мои, но только и всего, а поспешности не прибавляется нимало».