История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 207

Беспокойства и волнения внутри царства, опасность, грозившая ему от внешних нападений, заставили Лазарева, по необходимости, разбросать войска по всему пространству незначительными отрядами.

Взглянув на карту Грузии и на расположение войск, легко видеть, что с такою горстью войск и при столь большой их разбросанности трудно было предупредить по границам грабежи и хищничество лезгин, прокрадывавшихся незначительными партиями и нередко одновременно в нескольких пунктах.

Среди такого грабежа и беспокойств всякого рода между народом распространялось уныние, а иногда и отчаяние. Поселяне, видя со всех сторон и даже под самым Тифлисом разоренные селения, не смели приступать к сельским работам. Путешественники отправлялись в путь свой со страхом и как бы украдкою, прокрадываясь по ночам от селения к селению. Русские чиновники и должностные лица ездили не иначе как с сильным конвоем.

«Таковые неудовольствия, – доносил граф Мусин-Пушкин, – не могут быть приписаны какому-либо недостатку в бдении со стороны военного начальства. Напротив того, войска здешние в беспрерывном движении, и поистине сказать можно, что в Кавказском гренадерском полку под Тифлисом стоящем и егерском генерал-майора Лазарева едва проходит не токмо неделя, но единый день, чтобы не гонялись разными отрядами за таковыми хищниками, – редко, однако же, с успехом, ибо возможно ли пехоте догнать конницу, на персидских лошадях воюющую?»

Просьба некоторых лезгинских обществ, живших на восточной границе Грузии, о дозволении им вести торг с Грузией, была принята как надежда на возможность к мирным сношениям с лезгинами и как средство к прекращению грабежей. Грузинское купечество само просило о пропуске к ним лезгинских караванов. Кнорринг разрешил обоюдную просьбу с условием, что лезгины прекратят набеги, дадут в залог аманатов, и те, которые будут приезжать для торга в Грузию, не будут служить проводниками хищникам.

Лезгины подписали условие, но обещанных аманатов не прислали. В июле лезгинский караван прибыл к границам царства и был пропущен внутрь страны.

Желание некоторых обществ на мирное и торговое сношение с Грузией не было обязательно для прочих лезгинских обществ, и потому усиление отряда признавалось все же необходимым, тем более что и властитель Персии заявлял свои притязания на Грузию.

Персидские войска расположились у урочища Осиан, в 60 верстах от Нахичевани. Царевичи Юлой и Парнаоз находились по-прежнему в Имеретин. Из Дагестана в Белоканы собирались лезгины. Ганжинский хан присоединился к стороне, неприязненной России. Эриванский хан сохранял глубокое молчание. Казалось, небо Грузии заволакивалось тучами, и над бедною страною готов разразиться новый и сильный гром с его последствиями…

Развитие беспокойств и их усмирение. Арест царевича Вахтанга. Назначение князя Цицианова главнокомандующим в Грузию

Оставив Грузию после открытия правления и приведения к присяге народа, Кнорринг уехал в Георгиевск и не приезжал с тех пор ни разу в Тифлис. Главнокомандующий не понял важности возложенной на него обязанности, не понял того административного и боевого значения, которое предназначено было иметь Грузии в деле покорения Кавказа. Предоставив право правителю распоряжаться в Грузии по своему произволу, Кнорринг предпочел мелкие и ни к чему не ведущие переговоры с горцами действительному умиротворению края. Горцы на первых же порах не исполняли данных обещаний и заключенных условий, но это не мешало главнокомандующему заключать с ними новые, надеясь в этом случае на авось, всегда вывозившее русского человека из затруднительного положения. На Грузию Кнорринг смотрел из Георгиевска в те ложные очки, которые были подставляемы правителем ее, и за то заслужил впоследствии много нареканий, хотя вовсе не заслуженных им лично, но допущенных по слабости ли характера или по чему-либо другому. Хотя злоупотребления, вкравшиеся в верховное грузинское правление, и нельзя ни в каком случае отнести к личности Кнорринга, но народ смотрел на него как на главнокомандующего, во власти которого было уничтожить их. Грузины прежде всего укоряли Кнорринга в бездействии, и укоряли справедливо. Слабость и бестактность иногда вреднее, чем твердость и сила воли, хотя бы и направленные в дурную сторону. От последней можно устраниться, тогда как первою могут завладеть сотни лиц неблагонамеренных, от наброшенной сети которых трудно избежать. Так было в этом случае и с Кноррингом. Грузинам была тяжела его административная деятельность, и они приискивали средства к тому, чтобы выйти из такого неприятного положения. «Главнокомандующий, – писал современник, – как кажется, неумышленно, по единой слабости и по неограниченному доверию к правителю, упустил из вида весьма много предметов к доставлению народу грузинскому благосостояния, какого он надеялся получить от монарха, сострадательным оком на судьбу его воззревшего».

В конце июля в Кахетии обнаружилось некоторое волнение народных умов. Князья, недовольные присоединением Грузии к России, стали распускать слухи о том, что русское правительство намерено всех князей вывезти в Россию; что все грузины будут переселены, а места их заселят казаками; что в непродолжительном времени будет рекрутский набор; что церковные недвижимые имения будут отобраны, а с народа потребуют сразу двухгодичную подать.

«Если ты любопытен о здешних вестях, – писал неизвестный князю Ивану Орбелиани, – манифест, конечно, ты уже видел, а теперь Дмитрию Орбелиани дали сардарство, ты же не имеешь уже оного. Царевичей обратно не отпускают, да слышал я, что и тех, которые находятся у вас, требуют сюда; а когда они будут переведены, то расположено дело так, что и всех родственников и свойственников Багратионовых перевесть сюда же, а притом и всех знатных людей, князей, дворян и мужиков тамошних хотят перевесть и поселить здесь, а здешних казаков 14 тысяч дворов переводят в Грузию. Если хочешь знать, все сие сделано вашим Герсеваном. Ему дали генеральский чин, а вы погибли. Я едал хлеб отца твоего и пишу к тебе справедливо».

Царевич Давид рассказывал, что все татары обращены будут в казаков и что начальником над ними будет назначен бывший сардар князь Орбелиани, который будет иметь от того 40 тысяч дохода. Татары получили об этом также письмо царевича.

– Почему же вы не искали этого места? – спрашивали князья царевича Давида.

– Я ни за что на свете не надену казачьего платья, – отвечал он.

– Лучше носить казацкий мундир, который есть императорский, чем грузинский кафтан.

– Я имею генерал-лейтенантский мундир.

– Почему же вы носите грузинскую шапку, шаровары и туфли с таким почетным мундиром, а не хотите иметь тот же почетный мундир и при нем 40 тысяч дохода?

– Да, – говорил царевич, – шутите, а татары будут казаками. Вот каково просить русских.

– Лучше быть в беднейшем состоянии у христиан, чем богатейшем у магометан или при таком правлении, какое было при царях, – отвечали князья.

На другой день более двадцати князей собрались к Лазареву для узнавания истины. Подобные разглашения находили таких, которые верили им вполне, и тем более что тамошнее правительство как бы подтверждало все нелепые слухи, ходившие по Грузии. Так, телавский капитан-исправник рассказывал, что от князей будут отобраны моуравства и их удалят от всех должностей. Грузины, «как народ весьма ветреный, легковерный и любящий весьма частые перемены, а особливо где они видят на тот раз свои выгоды, верят всему, что им говорят, и от сего иногда происходят неприятные слухи».