История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 154

Несогласия, возникшие в этом году между Персией и Турциею, и вторжение персиян в пределы Турции были причиною того, что Аббас-Мирза не скупился на всякого рода обещания. Он заискивал в Петербурге, чтобы в лице России не приобрести второго неприятеля; он радовался при известии, что русское правительство назначило статского советника Ваценко генеральным консулом для всегдашнего пребывания в Персии, и даже выразил желание отправить в Петербург своего сына на воспитание.

Все это делалось, пока происходили военные действия. Персияне овладели Баязетом и распространили свои грабежи по соседним пашалыкам. С весною 1822 г. открылась среди воюющих холера и обе стороны спешили заключить перемирие, а затем, при содействии англичан, подписали и мирные условия. Мамед-Али-Мирза, старший брат Аббас-Мирзы, в это время умер, и последний не имел уже соперника, могущего оспаривать права его на престол. Кончина Мамеда избавила и англичан от человека их ненавидевшего, в твердом и решительном характере которого они видели ослабление своего влияния в Персии. Правда, что у Аббас-Мирзы был еще старший брат, «но человек ничтожный по свойствам и безопасный по малозначению». Опасность миновала для персидского принца, и он стал по-прежнему выказывать неприязненные поступки. На первых же порах Аббас-Мирза встретил затруднение в признании Ваценко генеральным консулом, но по настоянию Ермолова шах признал его в этом звании! Вслед за тем произошло более крупное обстоятельство, еще более отдалявшее персидское правительство от России.

Поборы и грабежи, производимые эриванским ханом в Эчмиадзинском монастыре, и невозможность от них отделаться заставили армянского патриарха Ефрема отказаться от патриаршества. В январе 1822 г. Ефрем приехал в Карабаг и, остановившись в Гюлистане, просил свидания с Ермоловым. Опасаясь удовлетворением этой просьбы навлечь подозрение персидского правительства, главнокомандующий не признал возможным лично видеться с патриархом, советовал ему ехать как можно скорее в Эчмиадзин и обвинял его самого во многих бедствиях, причиненных монастырю. «Нет никаких явных утеснений, – писал Ермолов графу Нессельроде ^[746], – на кои бы жалуясь, патриарх мог бы побудить меня требовать от правительства персидского большего снисхождения, и если встречаются неприятности, то один только патриарх не видит, что всегдашним поводом к таковым есть недостаток его твердости и самого ума, чрезмерно ограниченные способности, – словом, и в посредственном монастыре был бы он неуважаемым настоятелем…» А между тем «престарелый патриарх таит страсть властолюбия и, невзирая на свою неспособность, расстаться с саном своим не желает, ропщет на неуважение в Персии, хочет пользоваться им здесь и ни здесь, ни там ничего не делает». Последние слова Ермолова были не совсем справедливы. Получив отказ в личном свидании с главнокомандующим и предложение возвратиться в Эчмиадзин, патриарх Ефрем просил прислать к нему управляющего армянским духовенством в России, архиепископа Нерсеса, которому и объявил о желании своем отречься от патриаршего престола. Главнокомандующий советовал Ефрему не предпринимать ничего в пределах России, а сначала возвратиться в Эчмиадзин и, по совещанию с синодом, назначить вместо себя временного преемника и испросить согласие персидского правительства на поручение ему управления всеми делами армянского духовенства.

«Тогда, – писал Ермолов ^[747], – избрание вами места для своего покоя, хотя бы то было и в здешнем крае, не может вводить персидское правительство ни в какое подозрение и, следовательно, не будет вредить доброму согласию между обеими державами».

Ефрем не согласился вернуться в Эчмиадзин и 20 июня 1822 г. подписал свое отречение, в котором говорил, что «старость до того отяготила меня, что уже не в состоянии носить обязанностей звания своего. Почему, дабы не показаться чрезвычайно беспечным и не быть более и более обремененным по сей обязанности, с давнего времени помышляя всегда о всем том, что нужно мне и полезно для патриаршего престола и всего народа нашего, заблагорассудил я удалиться сюда (в Карабаг) и устранить себя от обязанностей патриаршеского звания моего» ^[748].

Ефрем предоставил эчмиадзинскому синоду избрать себе преемника, а сам с разрешения Ермолова и под именем простого монаха отправился в Елисаветполь и затем на постоянное жительство в монастырь Сурб-Нишан, в Борчалинской дистанции. Эриванский сердарь требовал возвращения Ефрема, но архиепископ Нерсес отвечал, что Ефрем только тогда возвратится, когда монастырь будет обеспечен от грабежей и насилий. Такого обеспечения ожидать было трудно. Напротив того, пользуясь отсутствием патриарха, сердарь усилил хищения монастырского богатства и распространил грабежи даже и в наши пределы. Ермолов требовал от Аббас-Мирзы прекращения подобных беспорядков, но в ответ на это получил обвинение наших подданных в разорении персидских владений. Уверяя, что причиною тому неустановившаяся еще граница, Аббас-Мирза стал теперь сам настаивать на скорейшем разграничении и не покидал надежды, что при этом ему будет уступлено Талышинское ханство. Присланный с этою целью в Тифлис персидский чиновник довольно откровенно говорил Ермолову, что Аббас-Мирза ожидает этой милости от императора. Персиянин не жалел слов, доказывая, что Талышинское ханство никаких выгод России не приносит. «Но когда заметил я ему, – писал Ермолов ^[749], – что столько же и для Персии оно будет бесполезным, он с откровенностью отвечал, что Аббас-Мирза много приобретет во мнении народа, истолковав тем ему уважение императора к его особе».

Назначив комиссарами для определения границ генерал-майора Ермолова, действительного статского советника Могилевского и полковника Ага-бек-Садыкова, главнокомандующий сообщил о том Аббас-Мирзе, присовокупляя свою уверенность, «что назначение границ, довольно ясно в трактате написанных, не будет сопровождаемо ни малейшим затруднением». Избирая местом разъезда комиссии селения Караклис, Алексей Петрович полагал начать разграничение со стороны Эриванского ханства, чтобы в самое знойное время избежать тех мест, где жары наиболее несносны. Аббас-Мирза назначил комиссарами сначала одних лиц, а потом заменил их другими. Персияне спорили на каждом шагу, требовали более, чем им следовало по трактату, и довели дело до глубокой зимы, когда работы по проведению границы становились невозможными. Отозвав своих комиссаров в Тифлис, Ермолов сообщил Аббас-Мирзе сожаление, что в течение пяти месяцев комиссия ничего не сделала.

«Беспрерывные затруднения, – писал главнокомандующий персидскому принцу ^[750], – делаемые комиссарами вашего высочества, умышленное уклонение от смысла трактата, продолжительное ожидание или переменяющихся чиновников, или разрешений ваших заставили, употребив много времени, ничего не сделать окончательного. Ваше высочество, находясь лично на границе карабагской, не только не изволили ускорить ход переговоров, но еще старались выставить пред всеми, что часть ханства Талышинского несправедливо занимается русскими. По смыслу трактата не уклоняюсь я от разыскания истины сего, но и ваше высочество не менее меня обязаны допустить исследование о границе со стороны Мигри, в чем комиссары ваши делают весьма не у места затруднения».