История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 46

Прибыв 10 августа 1816 г. в Анцух, Карганов передал царевичу только часть денег, вещи и письмо графа Нессельроде, а остальные предпочел оставить у себя. Видя, что письмо управлявшего Министерством иностранных дел не служит прямым ответом на просьбу, посланную императору Александру, и получив достаточную сумму денег, царевич отложил свой отъезд в Россию и намерен был извлечь пользу из письма графа Нессельроде. Он отправил в Тифлис армянина Мадатова с письмом к Ртищеву, в котором писал, что «как свита, при нем служащая из грузинских князей, дворян и другого состояния людей, по большей части оставлена им в Персии и находится в Эривани и Тавризе, то прежде исполнения воли императора, он намерен предварительно известить всех своих людей, чтобы и они могли воспользоваться милостью государя». Царевич спрашивал главнокомандующего, дозволит ли он посланным с таким объявлением его людям проехать в Персию?

Только теперь Ртищев узнал о прямых переговорах Александра с Петербургом, и распоряжения министра иностранных дел показались ему обидными.

«Сколь ни велика чрезвычайность сего случая, – доносил он ^[241], – и сколь ни вредное может иметь влияние на дела здешнего края известность, что предметы подобной важности, сопряженные с политическими видами здешнего правительства в отношении к разным державам и народам, сопредельным Грузии, могут быть поручаемы к исполнению частным чиновникам, мимо главного здесь местного начальства, но я, имея в предмете единую священную волю вашего императорского величества, немедленно обратил к царевичу Александру армянина Мадатова».

Ртищев отвечал Александру, что готов пропустить его посланных в Персию, но в душе был убежден, что царевич не имеет вовсе намерения выехать в Россию. Об этом тянулись переговоры уже более шести лет почти беспрерывно, и Александр то выражал свое желание покориться, то отказывался от него. Он требовал, чтобы в случае его покорности был оставлен в Грузии на всегдашнее пребывание, чтобы ему дан был приличный удел, были предоставлены все почесть и уважение, приличные его званию, и, наконец, чтобы для удостоверения в исполнении его желаний был бы прислан к нему один из важных русских чиновников.

Выбор царевича всегда падал или на одного из известных генералов, или на правителя канцелярии главнокомандующего, т. е. на таких лиц, задержание которых в горах обеспечивало положение самого Александра. Ему хотелось «заманить к себе в горы и задержать у дикого народа таких чиновников, кои по званию и заслугам своим могли, по мнению их, быть верными заложниками в безопасности самого царевича и в том, что войска российские в таком случае не предпримут наказания сих народов открытою силою». Последнее обстоятельство было особенно важно для царевича: будучи кругом должен, он жил в Дагестане из милости, и, чтобы обеспечить свою безопасность, он хотел получить от России то же, что и от Персии, задержавшей депутатов анцухского народа, посланных Александром под предлогом просьбы о помощи. Депутаты были люди из лучших фамилий, пользовавшиеся уважением населения, и, будучи задержаны тегеранским двором, служили залогом спокойного и безопасного пребывания царевича в Анцухе. Все эти поступки Александра убеждали Ртищева, что в действительности царевич не имеет намерения покориться русскому правительству, что он служит двум богам и что для склонения его на нашу сторону, надо много умения, такта, а главное, чтобы лицо, которому поручено будет вести переговоры, пользовалось известностью и общим уважением.

«Прапорщик Карганов же, – доносил главнокомандующий ^[242], – сверх молодости своей и легкомыслия, известен всей Грузии по дурному поведению и нравственности самой развращенной, неоднократно подвергавшей его уголовному суду, церковным покаяниям и дошедший наконец до такого к нему презрения, что самые грузины убегают обхождения с ним, а благородное общество князей прошлого года, при дворянских выборах, запретило ему в полном собрании подавать свой голос и участвовать в баллотировании. Сих-то свойств человек, потерянный в своем отечестве, испросив от правительства письменный вид на отъезд в С.-Петербург по своим делам, принимает на себя в губерниях, им проезжаемых, ложное название чиновника, принадлежащего к штату главнокомандующего в Грузии и от него отправленного с важными делами, именуется достоинством поручика, как я усматриваю сие из сообщенного его ко мне рапорта, вероятно присвоенным им ложным же образом, потому что он не оказал еще никакой заслуги, за которую мог бы получить столь важное награждение, и, явясь перед министерством, находит такое к себе внимание, что на него возлагается весьма важная порученность».

Такой человек, конечно, не мог с успехом исполнить возложенного на него поручения, и во второй половине сентября 1816 г. армяне Мадатов и Бастамов прибыли в Тифлис с письмом царевича, в котором тот писал главнокомандующему, что отправляет с ними своих людей в Персию. Людей этих, однако же, не было, и на вопрос Ртищева, где же они, Мадатов и Бастамов отвечали, что посланных с ними царевич вернул обратно, ввиду распущенного Каргановым слуха, что они будут схвачены и отправлены в Сибирь. Они добавили при этом, что царевич недоволен Каргановым за то, что он передал ему не все деньги, посланные генерал-майором Дельпоццо, и что значительную часть их он промотал.

Через три дня явился к Ртищеву бежавший из свиты Александра имеретинский дворянин Семен Мачавариани и представил ему рапорт Карганова. Последний доносил, что он находится под строгим арестом у анцухских лезгин за то будто бы, что писал правителю канцелярии главнокомандующего Могилевскому о нечистосердечии, коварстве и намерении царевича пробраться в Персию тайными путями. По словам Карганова, письмо это он передал своему товарищу Мадатову, а тот представил его Александру и тем навлек на него гнев царевича. На самом деле Александр был недоволен и возмущен тем, что Карганов утаил часть денег, присланных ему от русского правительства, о чем и сообщил Дельпоццо.

«Ныне долгом себе поставляю сим объяснить, – писал царевич генерал-майору Дельпоццо ^[243], – все мои обстоятельства с самого начала и до днесь. В 1815 г. получил я письмо от главнокомандующего в Грузии, г. Ртищева, коим приглашал он меня вступить в покровительство великого монарха, всегда мною желаемое душевно. В ответ на письмо Ртищева отправил я к нему верного мне дворянина Георгия Бастамова с объявлением того желания моего, дабы удостовериться в условии, на каком можно было мне выехать в Россию, но Ртищев на то ничего не отвечал и дворянина того к высочайшему двору не пропустил с просьбою моею на имя государя императора и с письмом к гр. Нессельроде. Верный оный Бастамов, увидя себя в таком положении, искал способа как-нибудь просьбу мою доставить в С.-Петербург гр. Нессельроде. В сем случае нашел он Ивана Карганова, отправлявшегося в Петербург, и дал ему те просьбы мои с тем, чтобы он представил их к гр. Нессельроде и испросил бы позволения ему, Бастамову, мною уполномоченному, приехать туда же, а до приезда его Карганову быть в Петербурге. Напротив того, Карганов выдумал от себя разные пустые слова и объявил их министру гр. Нессельроде от моего имени. Уверяю ваше превосходительство, что Карганов от меня ни слова не слыхал и никакого дела я ему не поручал, да и в глаза его не видывал, а уполномочен мною во всем Бастамов, а не Карганов.