Валентин Серов - читать онлайн книгу. Автор: Марк Копшицер cтр.№ 67

Она была права, конечно, по-своему. Но Серов затратил на портрет гораздо больше времени, чем думал затратить. И он считал, что имеет право получить за него больше, чем думал получить вначале. И он заявил об этом графине, несмотря на то что эта графиня – жена Льва Толстого. А может быть, именно поэтому.

Было в нем что-то от Жюльена Сореля, героя романа Стендаля. Пережив в детстве неприятное чувство ребенка, постоянно «подбрасываемого» в чужие семьи: то к Коганам, то к Репину, то к Мамонтовым, он, даже будучи взрослым и независимым человеком, очень болезненно, подчас больше, чем это следовало, относился ко всему, что хоть в малейшей степени могло стеснить его независимость, затронуть его самолюбие. Именно там, где любой другой проявил бы уступчивость, он проявлял упорство, иногда смешное и странное. Именно потому, что все посетители благоговейно выказывали гениальному человеку свое расположение, он, Серов, оставался корректен и холоден, писал портрет жены, который был заказан, и ни разу не попытался сделать даже набросок самого Льва Николаевича, хотя в душе преклонялся перед ним.

Почему он так поступил тогда? Может быть, все из той же странной, как у Сореля, гордости, или потому, что десятки художников успели надоесть Толстому, изображая его отдыхающим, пишущим, идущим за сохой и даже молящимся в лесу, Толстой уже утомился отказывать художникам, смирился по-толстовски, махнул рукой. Как-то сказал Репину:

«Ладно уж, рисуйте, я теперь, как девица, потерявшая невинность, никому не отказываю».

А может быть, Серов не написал Толстого потому, что увидел его в домашней обстановке совсем не таким, каким хотел бы увидеть, не великим писателем, а только слабым стариком, которого ему было очень жаль.

Серов, приехав домой, рассказывал, какое неприятное впечатление произвели на него сыновья Толстого, как третировали они отца, какой у старика был несчастный, расстроенный вид. Серову было больно за этого человека, величайшего писателя.

К месту ли было писать портрет Толстого?

А портрет жены его писан без симпатии, совсем без симпатии, и, очевидно, поэтому писать было труднее, чем он думал. Но, попросив за него добавочную плату, он не получил ее. И искренне огорчился.

Впрочем, и он был по-своему прав. Впоследствии, когда он уже понял, что это бесполезное дело – набавлять цену за работу, – он говорил, беседуя с Ульяновым о подобных случаях:

– А если он, этот портрет, вышел лучше, чем я сам ожидал, разве эти господа догадаются по-настоящему понять и оценить его?

И задавал вопрос – риторический, конечно:

– Скажите, какую сумму можно было бы взять за шедевр?

Увы, шедевр стоил столько же, сколько не шедевр, иногда даже дешевле.

Неприятный конфликт произошел двумя годами раньше у Серова с Репиным. Об этом конфликте мы узнаём из письма Репина к Серову:

«29 Генв. 90 г.

Это просто возмутительно, Антон! Сам ты сказал, что оставляешь этюд свой в полное мое распоряжение. И когда я спросил, что же с ним делать, – ты ответил: „Пожалуй, отдайте его хоть Драгомировым“. Еще я же тут пожалел, что он не кончен, и в таком виде его даже нельзя повесить на стену. А теперь жалеешь своего этюда и упрекаешь, что сам я, небось, свой изготовил если не Третьякову, то для Терещенко. Стыдись, Антон! Это слишком грубый упрек. Я его не заслужил…

Я никогда не позволю себе эксплуатировать кого бы то ни было. Если ты не шутишь – отвечай скорей, – то я сейчас же напишу Драгомировым – они из Киева пришлют тебе твой этюд. Я пошлю им свой, хотя они не выражали ни малейшего намека иметь что-нибудь за сеансы. Но раз дан этюд, конечно, неловко их так с носом оставить.

Да, уж мы лучше однажды навсегда прекратим всякие отношения во избежание недоразумений…»

Разумеется, они не прервали отношений, и чем окончился этот конфликт, неизвестно, но знаменательно, что оба конфликта (с Репиным и Толстой) произошли в годы рождения детей (1890 и 1892). Видимо, у Серова было очень уж туго в то время с деньгами, а гордость не позволяла вступать в объяснения.

Вот еще одно письмо Репина, говорящее об определенном его взгляде на Серова. Его очень интересно привести в связи с рассказанным выше конфликтом.

Написано это письмо по такому поводу: в 1893 году Поленов от имени Московского общества любителей художеств предложил Репину продать портрет, писанный им с П. М. Третьякова. Репин отвечает ему: «Ты знаешь, что портрет Павла Михайловича у меня не особенно удачен. И для такого человека и в такое место желательно было бы что-нибудь получше. Уговори-ка ты их заказать портрет Антону, и возьмет дешевле, и сделает художественную вещь».

Вот подход! Сделает лучше, а возьмет дешевле!

Портрет был заказан Серову, но почему-то не Обществом, а самим Третьяковым.

И с этим портретом тоже произошла неприятная история. Придя к Третьякову на первый сеанс, Серов попросил его дать ему авансом триста рублей. Третьяков авансов не давал.

– Напишите – тогда получите сразу все, – сказал он Серову, больше повинуясь привычке, чем намерению, ибо тотчас же повернулся и молча пошел в контору за деньгами.

Когда он возвратился, Серова в комнате уже не было.

Известен еще один денежный конфликт Серова, на этот раз с царским заказом.

Он остается верен себе – он вступает в конфликт именно там, где другие не осмеливаются ^[41]. Сохранившееся письмо Серова начальнику канцелярии министерства двора Мосолову очень характерный в этом отношении документ.

«Милостивый государь Александр Александрович!

Должен Вам заявить, что вчерашняя беседа Ваша со мной произвела на меня в высшей степени тяжелое впечатление благодаря замечанию Вашему, что я, пользуясь случаем, когда со мной не сговорились предварительно о цене, – назначаю государю слишком высокую плату.

Не знаю, имеете ли Вы право бросать мне в лицо подобное обвинение.

Почему я назначаю столь высокую (по Вашему мнению) цену – на то у меня есть свои соображения – хотя бы и то, весьма простое, что до сих пор они (цены) были низки (по моему мнению) и гораздо ниже цен иностранных художников, работавших двору, каковы Беккер и Фламенг.

Во что мои работы обходятся мне самому, я не ставлю в счет министерству, каковы, например: переезды из Москвы и жизнь в Петербурге, поездка в Копенгаген, когда писал портрет покойного государя Александра III, не ставлю в счет и повторение сего портрета акварелью взамен эскиза, впрочем, это была простая любезность (стоившая мне более месяца работы).

Не желал бы я упоминать обо всем этом – Ваше замечание вынуждает меня на то. Во всяком случае, сколько бы я ни спросил, – сколько бы мне ни заплатили – не считаю Вас вправе делать мне вышеуказанное замечание и покорнейше просил бы Вас взять его обратно.