Генералиссимус Суворов. "Мы русские - враг пред нами дрожит!" - читать онлайн книгу. Автор: Арсений Замостьянов cтр.№ 35

Выполняя деликатную крымскую миссию, Суворов находился в непосредственном подчинении у Румянцева, но идеологом мирной кампании был набравший небывалую силу Потёмкин. Суворов и Потёмкин поддерживали связь в обход Румянцева, который всё более неприязненно относился к будущему князю Таврическому. Так, к переселенческой операции Румянцев с самого начала относился скептически, обращая внимание на недовольство близкой Шагин-Гирею элиты и ропот крымских аборигенов. В письмах Потёмкину Суворов аллегорически жалуется то на Румянцева, то на собственное нездоровье. Душа полководца рвалась к более автономным действиям, но для этого нужно было капитально отличиться перед императрицей.

Весной 1779 года Османская империя наконец признала независимый статус правителя Крыма, хана Шагин-Гирея. Миссия русских войск была окончена: Суворов оставил небольшие гарнизоны в крепостях Керчи и Еникале и вывел войска с Крыма. Суворов получает в командование Малороссийскую дивизию и лето 1779 года проводит в Полтаве. А в конце года его вызывают в столицу. За крымскую и кубанскую службу императрица вручает Суворову орден Св. Александра Невского. Ожидаемого производства в генерал-аншефы Суворов в тот год не дождался. А ведь его выверенные действия в Крыму и на Кубани открыли для России путь к присоединению «полуострова чудес».

Новое поручение Потёмкина казалось многообещающим: речь шла о персидском походе, замысел которого держался в секрете. И января 1780 года Потёмкин подписал тайный приказ Суворову с рекомендациями для подготовки похода на главный каспийский порт Персии – Рящу (Решт): «Вследствие сего немедленно должны вы отправиться в Астрахань осмотреть флотилию и партикулярные суда, могущие служить для транспорта, и о числе и годности оных отрапортовать меня с нарочным.

Осведомиться, какие ближайшие и выгоднейшие дороги к Ряще по набережью и как согласить марш посуху идущих войск с флотом, и где назначить приставать оному, ибо я полагаю провиант везть, большую часть, водою.

Обстоятельства Персии, Грузии, Армении должны вы, узнавши, меня уведомить…»

Суворов прибывает в Астрахань и начинает изучать состояние каспийской флотилии: три фрегата, бомбардирский корабль и 8 ботов. Достраивалось и пополнение флотилии, к тому же Суворов имел в виду лёгкие купеческие суда, которые предполагали использовать для транспортировки артиллерии. К июлю 1780 года флотилия была готова к походу. Суворов провёл успешные переговоры с Гадоет-ханом – правителем Гилянской провинции. Суворовская дипломатия – особая, не кабинетного происхождения. Она замешена на воинском опыте и на кипучей любознательности генерала, который в каждой местности изучал обычаи, диалекты, говорил на языках противников и соратников – то по-турецки, то по-польски, то по-немецки. При этом Суворов не относился к тем русским аристократам, для которых увлечение Европой и иностранными языками заслоняло русскую сердцевину. И с восточными вождями Суворов находил общий язык на основе взаимного уважения. И властитель Гилянской провинции Гадоет-хан почёл за благо декларировать приверженность Российской империи. Он готов был вместе со своей провинцией перейти под власть всемилостивейшей императрицы. Посредником Суворова в переговорах с Гадоетом был житель Гянджи Никита Яковлев – армянский слуга российского престола. Гадоет-хан уже готовился переселиться в Астрахань до полного присоединения Гиляна. Багаж хана уже погрузили на русское судно, когда его настигла бдительная рука Измаил-хана, который силой возвратил прорусски настроенного вельможу в Рящ. Тогда же Никиту Яковлева арестовали люди шамхала Али-Магомета – и помощник Суворова оказался в тюремных застенках. Суворову удалось освободить Яковлева: он умел настаивать на своём в переговорах.

Рисунок Николая Самокиша

Суворов пробыл в Астрахани до конца 1781 года – то готовясь к активизации действий, то разувериваясь в реальности первоначальных амбициозных планов Потёмкина. Скепсис оказался оправданным: персидский поход не состоялся. «Обстоятельства оного дела приняли иной вид», – с сожалением написал Потёмкин, отзывая Суворова из Астрахани. В новом году Суворов принял командование дивизией в Казани. Снова – учения, снова разговоры с офицерами и солдатами, головоломные суворовские вопросы, на которые полагается быстро давать находчивые ответы. Но вскоре ему предстояло снова возвратиться на Юг России, а именно – к берегам Кубани. На 28 июня 1783 года, в годовщину восшествия Екатерины на престол, планировалось подписание манифеста о вхождении Крымского ханства в состав Российской империи. Русские полки снова стояли в Крыму – на этот раз под командова-нием генерал-поручика де Бальмена. И Суворов, конечно, был там, где провокации османов, недовольных крымской политикой России, были особенно опасны. Сначала русские войска возвратили Шагин-Гирея на бахчисарайский престол, усмирив его мятежных братьев, которые в итоге обосновались в Турции и будут ещё воевать против России. Но трон Шагин-Гирея был шаток, ему так и не удалось стать сильным правителем, не удалось остаться зависимым партнёром, но не вассалом России. И хитроумный Потёмкин уже уговаривает его отказаться от престола в пользу матушки императрицы. В марте – апреле 1783 года Шагин-Гирей сдался под напором неутомимого Григория Александровича. Но до поры до времени договорённость держали в секрете – до знаменательного дня 28 июня.

Осенью 1782 года Суворов снова принял командование Кубанским корпусом. Ставка Суворова находилась в крепости Св. Димитрия. В начале июня Суворов находился в Ейском укреплении, пробуя на вкус настроения местных жителей перед попаданием в железные объятия империи. Опорой Суворова среди местной элиты стал «особливо преданный империи Всероссийской» Джан-Мамбет-мурза. Помогал Суворову и Халил-эфенди-ага, чьё усердие, полезное России, Суворов благодарно отмечал. Нужно было так спланировать этот день – 28 июня, чтобы ничто не омрачило праздника империи, чтобы исключить возможность провокации. Офицеры перенимали суворовское усердие и осознавали высокое значение момента. Рядом с ними были тени павших при Кагуле и Козлуджах, тень Вейсмана – ведь южное расширение границ империи было следствием той, первой екатерининской Русско-турецкой войны.

28 июня в Ейском городке Суворов, тщательно подготовив ритуал, принимал присягу ногайцев, входивших в состав России. Было устроено даже «великолепное праздненство по вкусу сих народов». Суворов приказывает солдатам обращаться с новыми подданными империи «как с истинными собратьями». Державник! По замыслу Суворова, после принятия присяги особо преданные России ногайские чиновники вместе с русскими офицерами должны были отправиться в аулы приводить к высочайшей присяге народные массы ногайцев. Зачитывались слова манифеста «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей стороны Кубанской под державу Российскую», подписанного Екатериной. Солдат империи исполнил свой долг.

Казалось бы, над Ейским городком установилась безоблачная летняя погода. Но очередной мятеж ногайских орд был неизбежен: столь крупные приобретения не могли обойтись империи дёшево. И турки, и вполне обоснованно обиженный старый приятель Суворова Шагин-Гирей просто обязаны были «мутить воду». Для Потёмкина и Суворова в этом не было ничего неожиданного.