Самоходчики  - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 69

Через года два мы вернулись из Чистяково в Золотое. Перед войной я сильно интересовался политикой. Читал о советско-финской войне. При просмотре фильмов прямо ненавидел тех артистов, кто играл врагов коммунизма. Шахтеры же между собой таких разговоров не вели. Если бригада выполнила или перевыполнила план, то на митинги и аплодисменты они внимания не обращали. Самое главное: в букете должна быть большая бутылочка. Остальным, кто не занимал первых мест, давали в цветах «чекушку». На цветы никто и не смотрел. Напьются. Песни поют. Только мой отец вникал в политику. Но с нами, детьми, об этом он не разговаривал.

Ученики золотовской школы. Александр Федорович Панкин второй справа в верхнем ряду, 1930-е годы.

Надо сказать, что шахтером быть непросто. Тяжелая работа. Как-то приехали смелые хлопцы с Кавказа, чтобы денег заработать. Только их стали спускать на «клети» вниз, как они перепугались до смерти. Дежурный оператор так делал: чтобы не перегружать мотор и себе голову не морочить, он резко спускал на пятьсот метров «клеть» в свободном падении, и только перед самой остановкой притормаживал. Люди прилипали к дну. Кавказцы с перепугу обосра…сь. И бросили заниматься шахтерством со словами: «На черта нам надо в полной темноте рубить уголь? Ради чего?» Крепильщик дядя Иван Петрович Доценко, мамин брат, которого в 37 лет похоронили, трижды оказывался под завалами. У него были переломаны почти все ребра и позвоночник.

Надо сказать, что среди молодежи было очень распространено заниматься физкультурой. Я сам себе дома сделал турник и подтягивался 26 раз за один подход. Когда поднимался утром, то обязательно делал стойку на руках, держась за железную кровать. Постоянно отжимался.

Смотрели множество фильмов. Особенно всем по душе был «Чапаев». На память его помнили. «Это что они там делают? (взгляд на речку, всплывает боец с винтовкой)… — Купаются. Жарко». «Командир — впереди на лихом коне!» Также смотрел «Цирк», «Веселые ребята». Тогда фильмов было мало.

22 июня 1941 года услышал по радио о начале Великой Отечественной войны. Отец, умный мужик, он все это предвидел. Новости не удивился. Нас с мамой не посвящал в свои мысли. Но все воспринял как должное. При этом золотовцы сохраняли спокойствие. Шахтеры не из того теста сделаны, чтобы плакать или бояться. Резать будут — он станет смотреть смерти в глаза.

Летом 1941-го я находился дома. В октябре начались под поселком бои. Убитые матросы грудами валялись на снегу. Господи! Я выглянул с горки и увидел страшное зрелище. Несколько раз участок фронта переходил из рук в руки. Матросы орали: «Полундра!» И передушили кучу врагов. Отогнали в Попасное. На снегу остались неподвижные фигуры в черных бушлатах. У нас матросы в доме ночевали. Мама зазывала их погреться. Отца к тому времени как шахтера послали за Урал. Семья осталась в доме. Эвакуировали только 10 % населения Золотого, не больше. Несколько раз линия фронта менялась, пока не подошла к нашей школе.

Я еще ходил в седьмой класс, когда передовая оказалась прямо под окнами школы. По мне паразит-немчура как-то из окна школы три очереди пальнул. Я чисто как заяц бежал, интуитивно: то в одну сторону, то в другую. Только так остался жив. Моя сестричка стояла у плетня и наблюдала за моим бегством. Еле ушел.

Александр Федорович Панкин, г. Золотое, 1930-е годы.

Зима. Холодно. Немножко дорога на Горское видна. От нее в 15–20 метрах начинаются дворы. Мы оказались уже на вражеской территории. Как-то в дом немец пришел. Видно, офицер. Никого не боялся. Что мы ему, гражданские. Стал забирать у нас одеяла и теплую одежду. Все на себя накидал. Даже какую-то подушку забрал. Мама причитает: «Да что же вы робите, все же не забирайте». За что-то уцепилась и тянет. А он достает пистолет. Угрожает. Убью. Собака наша, Дюк, понимал, что это чужой человек. И гавкнул на немца. Тот в ответ по собаке выстрелил. Попал в ногу. Дюк спрятался в конуре и перестал гавкать. Но если бы не это, он бы маму мог убить. Мы, дети, забились в уголку. Вообще, немцы никого не боялись. Если он набирает матрацы по домам, то на снег положит и все-таки теплее спать. Этот случай я запомнил на всю жизнь и решил про себя, что доберусь до этих гадов на фронте и рассчитаюсь.

На всю жизнь у меня ненависть засела. Как-то председатель Совета ветеранов Николай Николаевич Никаноров пригласил меня на встречу с немецкими ветеранами. Приехали брататься с нами. В ресторан пригласили. Пятьдесят лет прошло с Победы. Я ему ответил: «Коля, ну как ты себе представляешь. Я выпиваю сто грамм. А перед моим лицом маячит немецкая морда, которая еще и что-то рассказывает. Как я смогу сдержаться в такой ситуации?!»

В январе 1942 года нас освободили. Вскоре немцы снова перешли в контрнаступление и появились в Попасной. Как допризывников призвали весной. Мне полных шестнадцать лет. Отступали с частями армии. Планировали, что потом нас оденут. Меня лично спасло, что мы были в домашней одежде. В ином случае нас бы немцы перестреляли, как куропаток. Отступали очень тяжело. Пятьдесят километров ночью шли к Донцу. При переправе наткнулись на огромный трос, переброшенный с берега на берег. Нас только семеро пошли дальше. Остальные, в том числе и мой друг по кличке Калоша (фамилия — Калошин), с которым меня вместе в комсомол принимали, каждую зиму радовались первому снегу, вернулся домой. В Золотое. Стал полицаем. Служил немцам.

Всего вернулось двести восемьдесят человек. Мы остались ночевать на том берегу. Всемером. Колька Яровой уже был без руки, на фронте руку потерял. Не захотел возвращаться к немцам. Страшно пришлось. Самолеты летят в небе и на пикировании бросают на землю дырявые металлические бочки. Они падают с оглушительным свистом. Но мы твердо решили не возвращаться домой, а двигаться дальше.

Проходили пятьдесят километров за ночь. А наступающие немцы проезжали это расстояние днем за пару часов и занимали населенные пункты перед нами. Трава высокая. Как-то мы на горку вылезли, из-за дождя пошел вниз ужасный и бурный поток. Вид страшный. Внизу село.

И тут я увидел, какая беспечность у людей. На одной стороне улицы уже немцы на мотоциклах, а на второй стороне — девки семечки лузгают, друг друга ногами пинают. Абсолютно мирная жизнь идет. Беспечность совершенная. Немцы проехали дальше. А люди продолжают жить мирной жизнью.

Где-то в сальских степях мы продвигались в сторону Сталинграда. Шли вместе с военными частями и колоннами эвакуированной техники.

Водной из колонн оказался мой сосед, Славка. Они нас заметили, дядя Петя, родной брат отца, что-то крикнул. Мимо проходили стада коров и комбайны. Все идет в тыл от линии фронта. Это надо видеть. Такое не передать словами. Никакие кинофильмы не смогут отразить это. Даже если захотят. Бегство повальное.

Была большая проблема с водой. Когда мы стали проходить казачьи села, то увидели, что местные, сволочи, ненавидели советскую власть. Покидали на колодцы свои кожухи и тряпки. И когда к ним приходили просить воды, отвечали: «Нема». Не давали. Жажда страшная. Я был добытчиком в своей группе. Пока ребята дремлют или отдыхают, смотрел, как из магазинов и подвалов бочки катят с селедкой или еще чем-то. Пошел туда, прибарахлился. Где-то попал на складик, накидал трофеев в сумочку и так далее. Потом хлопцы говорят, пожрать бы.