Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны - читать онлайн книгу. Автор: Хаим Бермант cтр.№ 47

В 1873 году с коротким визитом приехал принц Уэльский и большую часть времени провел за игрой в вист. На следующий год его брат герцог Кембриджский в сопровождении русского цесаревича и большой свиты заехал на денек пострелять.

Леди Ротшильд, набожная женщина, приветствовала у себя в доме священнослужителей любых конфессий, и они тянулись к ней непрерывной вереницей, пасторы, викарии, деканы, епископы. Раввины приходили реже. Как правило, они относились к низшему слою среднего класса, тогда как англиканское духовенство нередко стояло по крайней мере на периферии аристократии. И духовных лиц даже скромного происхождения принимали у себя дворяне – в отличие от раввинов. Ее светлость, кроме того, не особенно вписывалась в иудейское религиозное заведение, столпом которого был ее муж, возможно, потому, что относилась к религии серьезнее, чем он. В 1870 году крупные ашкеназские синагоги в Лондоне слились в Объединенную синагогу под председательством сэра Энтони. Леди Ротшильд, находясь в Лондоне, время от времени посещала службы, обычно в центральной синагоге, но не чувствовала никакой духовной пользы: «Какая жалость, что наша служба не отличается той внушительностью, торжественностью, которая забирала бы внимание всех участвующих и внушала бы им добрые мысли. Она могла бы быть красива, но сейчас она не только утомительна, но порой и нелепа, и, чтобы сохранить хоть какой-то благоговейный настрой, мне часто приходится не следить за английским переводом, а придавать совершенно иной смысл еврейскому тексту. Однако разве это не профанация святого – произносить молитвы, которые считаешь абсурдными? Мы в самом деле отчаянно нуждаемся в реформе…»

Ее дочь Констанс разделяла эти чувства: «Мы были в синагоге, слушали дурную службу, ужасное пение, скверную проповедь».

Леди Ротшильд изо всех сил старалась наставить дочерей в здравой иудейской религии: «Сегодня утром я постаралась преподать детям небольшой урок веры, но мне было очень трудно пробудить в них интерес. У нас нет подходящих для этого книг, а все еврейские назидания, на мой взгляд, плохи, ибо написаны слишком сжато, слишком длинными, мудреными словами, и повсюду встречаются следы суеверий».

Ей было нелегко учить их иудейским обычаям и законам, многие из которых казались ей «бессмысленными» и «устаревшими», но с помощью доктора Калиша, молодого наставника из немцев, она сумела передать дочерям глубокие знания Библии и еврейской истории.

Обе сестры воспитывались в удушающе закрытой обстановке. Им не разрешалось гулять без провожатых, ездить верхом без конюхов, ходить на балы без присмотра. Когда они повзрослели, их мать, что вполне понятно, озаботилась их будущим. Ротшильды по возможности предпочитали заключать браки с Ротшильдами, а если своих не хватало, они обращались к Монтефиоре, Коэнам или Голдсмидам. Последующие поколения Ротшильдов были уже не столь плодовиты, как предыдущие, и дочерей в них стало больше. У Карла Ротшильда во Франкфурте было семь дочерей – почти достаточно, чтобы удовлетворить нужду в женах для целого поколения наследников мужского рода. Оставалось, правда, несколько двоюродных или троюродных братьев, и к тому же перед глазами леди Ротшильд был ужасный пример ее золовки Ханны.

Ханна Майер, дочь Натана Ротшильда, маленькая, хорошенькая, решительная девушка, влюбилась в Генри Фицроя, брата лорда Саутгемптона. Пока ее отец был жив, не могло быть и речи о свадьбе, но в 1839 году, когда он уже крепко спал в могиле, она против желания матери обвенчалась в церкви, забыв о вере предков. В семье ее осуждали, и даже двадцать лет спустя, когда Ханна потеряла маленького сына, Энни, которой тогда было четырнадцать лет, смогла написать: «Невольно ловлю себя на мысли, что все беды и горести, которые обрушились на бедную тетю Ханну Майер, – это наказание за то, что она оставила веру отцов и вышла замуж без согласия матери».

Ханна не питала большой любви ни к иудеям, ни к иудаизму и не желала их терпеть, и если бы она не вышла за Фицроя, то нашла бы другой способ развязаться и с теми, и с другим. Энни и Констанс в каком-то своем смысле были стойкими дочерьми Израиля, но и с ними могло случиться худшее, и леди Ротшильд так тревожилась за их будущее, что, по словам кузины, «бледнела, как призрак».

«Как было бы странно, если бы мы обе вышли за христиан», – написала Констанс. Однако так и произошло, и было бы странно, если бы случилось наоборот. Они очень редко встречались с евреями вне семейного круга, и все их близкие друзья за одним исключением были христианами. Они, конечно, знали, что думают родственники на этот счет, и в юности отвергали одного поклонника за другим – лорда, священнослужителя, русского князя и прочих.

С годами их принципы стали менее строгими, и это можно понять. Обе девушки были умны, жизнерадостны и очаровательны. Обе они не были дурнушками, но и какой-то особой красотой не отличались. В 1869 году, когда Энни исполнилось двадцать пять, один итальянский маркиз сделал ей предложение. Леди Ротшильд к тому времени уже практически примирилась с неизбежным и не возражала, но сэр Энтони, поспешно переговорив с братом, заявил, что о браке не может быть и речи. Энни, которая в любом случае не была в восторге от предложения маркиза, уступила отцовской воле.

Энни уже было под тридцать, когда ситуация повторилась, и на этот раз претендентом на ее руку оказался английский аристократ, достопочтенный Элиот Йорк, сын лорда Хардвика. Они познакомились на балу в Уимпол-Холл, семейной резиденции Йорков.

Элиот был обходительным молодым человеком с эффектной внешностью, но не такими эффектными талантами и, будучи лишь младшим сыном пэра, располагал ограниченными средствами. В 1858 году, когда умер один из королевских уполномоченных по акцизам, он написал Дизраэли и попросил назначить его на освободившееся место. Как он писал, «это обеспечило бы меня до конца моей жизни». Энни сделала бы это гораздо лучше.

Лорд Хардвик, по крайней мере с виду, был доволен тем, что они сошлись:

«Дражайший сэр Энтони,

Мне стало известно, что мой сын Элиот и ваша дочь Энни питают друг к другу глубокую привязанность и просят моего согласия на брак.

Я полагаю весьма удачным, что я и моя дорогая жена близко знакомы с вами и вашим семейством, и я испытываю к вам сильнейшую симпатию и привязанность к вам, леди де Ротшильд и обеим вашим дочерям, и посему позвольте без дальнейших преамбул сообщить, что я согласен на союз наших детей, и добавить, что наша семья примет вашу дочь как родную».

И снова последовали тревожные семейные переговоры. И снова отец Энни поехал в суматошный Нью-Корт и вернулся с твердым, как кремень, решением, что свадьба не состоится. Энни стояла на своем и победила, но не было и речи о том, чтобы она отказалась от своей веры. Церемония прошла в регистрационной конторе в феврале 1873 года, после чего состоялась в своем роде экуменическая религиозная служба в Уимпол-Холл. «Папа был так печален, и мы все чувствовали себя ужасно, включая Энни», – написала Констанс в дневнике.

Сэр Энтони купил им дом на Керзон-стрит, номер 17, но, по-видимому, большую часть своей недолгой семейной жизни они проводили на арендованной яхте «Гарланд». В конце 1873 года Элиот вернулся в парламент от Кембриджшира (семейного владения Йорков) от партии тори, но он не произвел впечатления в палате общин. А через пять лет он умер.