Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 211

Если Тенгри и сонм менее значимых богов составляют то, что мы называем трансцендентным компонентом монгольской религии, то ее мистическая составляющая представлена главным образом анимизмом — верованием в одухотворенность не только животных, но и растений, рек, гор, озер, даже ветра и дождя (самое почетное место у тюрков занимал волк, монголы отдавали предпочтение, естественно, коню). Поскольку анимизм предполагает наличие души во всем, что нас окружает, то человек должен ублажать и умиротворять их перед любым важным событием в своей жизни — рождением, бракосочетанием, охотой, смертью, войной. Монголы верили в то, что душа пребывает в крови, а это означало, что вместе с кровью из тела вытекает и душа. По этой причине монголы предпочитали убивать высокородных и высокопоставленных врагов «бескровно», изыскивая иные способы казни: удушали тетивой, ломали хребет или завертывали в ковры и забивали до смерти, волоча по земле конями ^[2556]. Особое место в духовной жизни занимали культы родников и горных вершин: вода считалась символом высших магических сил. Поклонение солнцу было одним из самых важных обычаев, но по каким-то неясным причинам монголы ассоциировали солнце с югом и, отдавая дань уважения светилу, вставали на колени и кланялись в сторону юга ^[2557].

В отличие от богов и богинь, исполнявших определенные функции, анимистические верования чаще всего касались стихий, и обряды обычно совершались самими мирянами (и женщинами). Например, поклоняться земле как божеству можно было и дома, изготовив семейного бога из войлока. Воскурение фимиама, сопровождавшееся молитвой и совершавшееся, вероятно, «мирским проповедником», было наиболее распространенной формой ублажения ветра и гор. Обычный обряд чествования божества заключался в том, чтобы девять раз встать на колени (магическое число!) с непокрытой головой, сняв пояс и обернув им шею ^[2558].

Поклонение огню сопровождалось более существенными подношениями, например, дарилась баранья лопатка, покрытая топленым маслом. В некоторых районах Монголии жертвоприношение огню было исключительной прерогативой женщин, и оно совершалось на двадцать девятый день последнего месяца года ^[2559]. Еще одним свидетельством, опровергающим утверждения о монотеизме монгольской религии, может служить тот факт, что в отдельных случаях кочевники, согласно грустному замечанию Карпини, вели себя как идолопоклонники: после заклания животного они подносили в чаше его сердце идолу ^[2560]. Этими идолами могли быть какие угодно изображения — и животных и людей, что антропологи назвали бы зооморфическими и антропоморфическими образами. Места совершения культовых обрядов обозначались каменными пирамидами со столбом в центре. Мирские проповедники — иногда их вольно называют «общинными шаманами» (этой проблеме уделяется неоправданно большое внимание) — произносили молитвы и совершали жертвоприношение, не вытворяя никаких эффектных шаманских трюков вроде полетов в небо или превращения в животных ^[2561].

Анимизм как мистический компонент религии служит связующим звеном между трансцендентальностью монгольской фольклорной веры в бога Вечного Синего Неба и приземленной функциональностью шаманизма. И сегодня не прекращаются академические дебаты о предназначении и духовной миссии шаманов, этих странных персонажей, которых в разных культурах называли и знахарями, и колдунами-заклинателями. Некоторые специалисты указывают на неопределенность самого понятия шаманизм, которое отображает попытку объединить разнообразные элементы одного и того же явления, обнаруженного в различных культурах, и требуют для точности всегда оговаривать, о каком шаманизме идет речь — монгольском, африканском, североамериканском или каком-то ином его варианте. Отдельные радикальные эмпирики даже настаивают на том, что и в рамках монгольской культуры необходимо выделять различные типы шаманизма, а также внешаманской религиозной магии ^[2562]. Некоторые авторы различают «черных» шаманов, впадающих в транс, принимающих образ какого-нибудь животного или взлетающих на небеса, и «белых» шаманов, которые не совершают загадочных деяний, а, подобно западным священникам, выступают в роли посредников между повседневной реальностью и сверхъестественностью, ограничиваясь благословениями людей и домашних животных от имени духов и божеств «верхнего, неземного мира» ^[2563].

Мы не будем вдаваться в детали этих чисто технических дебатов. В общих чертах сущность и функциональность монгольского шаманизма совершенно ясна: оберегать человека, его семью, имущество, стада от болезней и других проявлений зла и злых духов; можно сказать, что шаманизм является порождением веры в демонов.

Демоны, наводившие страх на монголов, тоже были многообразные: не только традиционные призраки, фантомы и привидения, но и демоны неба, птицы-демоны, блуждающие бесовские огни. «Черные» шаманы считали, что они лучше всего подготовлены для борьбы с демонами благодаря своим способностям вступать в контакты с душами умерших предков; подразумевалось, что имеет смысл обращаться напрямую к прародителям, «победившим» смерть. Сразу же обращает на себя внимание концептуальная проблема шаманизма: его поборники утверждали, что могут контактировать и с духами умерших, и с духами природы, но тогда в каждом конкретном случае не будет полной ясности, с кем именно установлен контакт. Возникает и другая проблема, связанная с тем, что в монгольской космологии не существовало концепции царства мертвых или потустороннего мира вроде Аида, Елисейских полей, Рая и Ада. Монголы представляли загробную жизнь как продолжение жизни на земле, и это указывает еще на одно ключевое свойство шаманизма — его практицизм. В религии монголов всегда интересовало главным образом то, что она даст им при жизни, а не потом. Поэтому в шамане видели прежде всего целителя, доктора, а не священника. Шаманизм, включавший и поклонение предкам, и анимизм, и тотемизм, был классическим примером религиозной мистификации и одурманивания ^[2564].