Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 214

Каракитай всегда стремился, так сказать, оставаться Китаем вне Китая и беречь идентичность Ляо. Хотя Елюй Даши основал многонациональное государство, в котором жили китайцы, кидани, тюрки и найманы, элита, состоявшая преимущественно из китайцев, сохраняла средневековый китайский менталитет как отражение особой силы духа, богатства и статуса, и эту традицию надлежало увековечить ^[2590]. Каракитайская знать преданно хранила китайскую идентичность и отказывалась обращаться в исламскую веру даже тогда, когда мусульманами стали большинство подданных. И в этой, и в других сферах, особенно в делах управления и администрации, как, например, позже при назначении монгольских дарухачи, каракитаи придерживались принципов и старой системы империи Ляо (титулы, календарь, монеты и пр.), и новой империи Чингисхана, а современные историки теперь с удовольствием адаптируют инновации Чингиса к древним киданьским моделям ^[2591]. Всегда присутствовало твердое желание сохранить старые китайские обычаи и традиционный стиль одеяний в надежде на то, что наступит время, когда Китаем будут править каракитаи. Они были людьми высокообразованными, имели свою письменность и свои постановления скрепляли собственной официальной печатью, исполненной в древнем китайском стиле. Они даже регулярно выплачивали войскам жалованье ^[2592].

Они были буддистами, но не имели официальной государственной религии, придерживались практики религиозной терпимости, проявляя, правда, определенную склонность к несторианскому христианству (отсюда и возникновение легенды о пресвитере Иоанне); странным образом в мире ислама их считали неисправимыми врагами Аллаха. В государстве Каракитаев преобладали буддистские и несторианские общины, но рядом с ними сосуществовали манихейские секты и даже еврейское гетто. Некоторые исследователи полагают, что буддизм каракитаев был «разжиженного свойства» и включал такие элементы, как поклонение огню и дикий ритуал принесения в жертву серого вола и белой лошади ^[2593].

Примечательной чертой каракитайской культуры была эндогамия. Бракосочетания строго контролировались; получила продолжение традиция бракосочетаний между кланами «царя» Елюя и «царицы» Сяо; не позволялись «женитьбы» и «замужества» за пределами племени. Женщины занимали высокое положение в государстве Каракитаев; двое гурханов из пяти были женщины; общественная значимость императриц — тоже одна из традиций Ляо ^[2594].

Ничто из богатого наследия прошлого не помогло избежать проблем, с которыми государство столкнулось после смерти Елюя Даши. Сын Илия, наследовавший отцу в 1143 году, был недорослем, и долгое время страной правила его мать Табуян, политически недалекая женщина. В 1163 году Илия умер, и трон перешел к сестре Елюй Бусуган, которая занималась только тем, что отправляла своего супруга в бесцельные военные походы и экспедиции. В конце концов она вызвала скандал, вступив в любовную связь с его младшим братом; не желая более пятнать репутацию государства, ее свекор приказал казнить обоих в 1177 году ^[2595].

При Елюе Чжилугу, наследовавшим трон в 1178 году и считавшимся очень слабым правителем, упадок государства продолжился и даже ускорился. В нем постоянно назревал конфликт между буддистской элитой и мусульманским большинством. Династия Ляо всегда была элитным меньшинством в Китае и на протяжении длительного времени признавалась легитимным режимом, но в государстве Каракитаев сложилась совершенно иная ситуация: узкий императорский «клуб» элиты был окружен огромной агломерацией вассалов, как оседлых, так и кочевых ^[2596]. Вассалы ждали своего часа, чтобы сбросить иго династии Ляо, а это означало, что государство Каракитаев должно было оставаться сильным и успешным. В действительности, начиная с семидесятых годов XII века, становилась все более очевидной слабость центральной власти. Правящая элита ничего не делала для того, чтобы упредить потенциальную агрессию, демонстрируя свою уязвимость и немощь и косвенно способствуя тому, чтобы недовольство переросло в бунт ^[2597].

В острейшую проблему переросла коррумпированность чиновничества. Региональные комиссии и политические комиссары на вассальных территориях стали навязчивыми символами несправедливости, что вынуждало искать сочувствия и спасения за пределами своей страны; побег идикута Барчука к Чингису в 1211 году — лишь один из примеров такого рода ^[2598]. Неизбежно растаскивание национального богатства каракитайскими чиновниками вызвало финансовый кризис в прежде процветающей экономике; наступил день, когда государству пришлось забыть о своем былом величии и признать, что у него нет денег даже для выдачи жалованья войскам ^[2599]. Создалась малоудобная ситуация, когда финансовый хвост начал помыкать политическим псом. Власти вместо того чтобы обратить серьезное внимание на неожиданное возрастание монгольской угрозы на востоке, увлеклись набегами и грабежом богатых соседей — Хорасана, Трансоксианы и Хорезма, еще больше подрывая свою репутацию и возбуждая вражду. К тому времени, когда в 1206 году курултай избрал Чингиса великим ханом, Каракитай уже был в большой беде ^[2600].

Каракитай оказался в положении «Титаника», а его айсбергом был Хорезм. Первым правителем этого большого региона, позже названным «первым шахом», был Кутб ад-Дин Мухаммад (1097–1127): его назначил наместником провинции (тогда входила в состав империи сельджуков) сельджукский султан, предоставивший независимость в обмен на лояльность. Второй шах Атсыз обладал амбициями и восстал против сельджуков, но потерпел поражение и частично лишился прав на автономию. Когда Елюй Даши разгромил сельджуков в битве на равнине Катван в 1141 году, Атсыз решил воспользоваться моментом и оккупировал города Мерв и Нишапур. В итоге оказалось, что он просто-напросто поменял хозяев; каракитаи выдворили его и заставили платить дань ^[2601].