Доверьтесь мне. Я – доктор - читать онлайн книгу. Автор: Макс Пембертон cтр.№ 54

– Кому? Той девушке? Пять фунтов. А что? Ты ее знаешь?

Я снова улыбаюсь.

– Да, я ее знаю. Это одна из моих пациенток, – отвечаю ему, пристыженный тем, что не нашел в себе сил остаться на месте, пока она была здесь.

– Ну, тогда ты не очень преуспел с лечением, скажем прямо, – вмешивается еще один наш друг, – выглядит она неважно.

Он прав, но есть пациенты, которых невозможно вылечить, потому что их проблемы уходят слишком глубоко. Моим друзьям, среди которых нет врачей, этого не понять.

– Но чем-то же вы можете ей помочь? – спрашивает третий.

Все дружно кивают: «Да-да, ей нужна помощь». Но когда речь идет о Джине, помощь – понятие расплывчатое.

Джина поступила к нам, когда я работал в хирургии: у нее развились абсцессы в паху, куда она колола наркотики. Мы ее подлатали и отправили восвояси.

– У нее была ужасная жизнь, она рассказала, – говорят мои приятели. – Представляешь, ее отец убил ее мать, а дом, где они жили, отобрали за долги, и теперь она живет на улице.

– Это неправда, – отвечаю я, сожалея о том, что разбиваю их иллюзии.

Самое странное, что настоящая жизнь Джины куда страшней любой истории, какую можно придумать, и все равно она не рассказывает людям правду, чтобы добиться от них сочувствия и денег. Возможно, эта правда слишком болезненная, и ей не хочется наживаться на том, что причиняет ей столько страданий. Реальность такова: ее родители живы, но они, вместе с другими членами семьи, подвергали Джину и ее брата сексуальному насилию с трех лет. В тринадцать она забеременела от собственного отца. Дед, который тоже насиловал ее, узнав об этом, избил Джину, да так, что у нее случился выкидыш. Он сломал ей челюсть, и она ослепла на один глаз. Через год Джина сбежала из дома и с тех пор живет на улице. Сейчас ей около тридцати. Помимо нищенства, она занимается проституцией, зарабатывая себе на крэк. Мужчины, с которыми она спит, обычно такие же насильники, обращаются с ней крайне жестоко. Она не раз попадала в приюты, но ее всякий раз выгоняли за нарушение правил. Десятки раз Джина пыталась покончить с собой. Она регулярно оказывается у нас в отделении скорой помощи. Ах да, еще у нее шизофрения и ВИЧ.

За столом воцаряется молчание. Все таращатся на меня. Да уж, повеселил так повеселил.

– Какой кошмар! – выдыхает кто-то. И на этом все.

Но настоящий кошмар заключается в том, что после того, как мы сменили тему, настроение у всех снова улучшилось, и мы продолжили болтать и смеяться, наслаждаясь вечером. Я увидел Джину, стоящую на другой стороне улицы: мужчина, видимо, ее сутенер, наорал на нее, и она залезла в машину к клиенту. Насилие, от которого она страдает всю свою жизнь, продолжается. Я думаю о том, как один человек может издеваться над другим, как жестокое обращение с детства преследует Джину и как оно стало для нее единственной понятной формой контакта.

– Ты в порядке, Макс? Ты какой-то тихий, – спрашивает меня один из друзей. – Переживаешь из-за работы?

– Вроде того, – отвечаю ему, наблюдая за тем, как машина увозит Джину прочь. – Следующий круг за мой счет, – объявляю я, поднимаясь и идя к бару.

Понедельник, 10 мая

– Его жена беременна, и он не собирается ее бросать, – говорю я и закрываю глаза.

Слишком долго я тянул, она обязана знать. Я жду, когда Руби бросится в атаку.

Тишина. Открываю глаза обратно. Руби стоит у кухонной раковины, уставившись в пространство.

– Откуда ты узнал? – спрашивает она. Похоже, поверила, вопреки моим ожиданиям.

– Мне Льюис сказал. А ему доктор Палаши. Мне очень жаль.

Руби присаживается за стол.

– Я подозревала что-то в этом роде, – говорит она, – в последнее время он вел себя странно.

– Мне очень жаль, – повторяю я, не слишком хорошо представляя, как действовать в подобных случаях.

По-моему, легче сообщить кому-то, что у него рак, чем рассказать, что возлюбленный – обманщик и предатель.

– Ты уверен, доктор Палаши так сказал? – тихонько переспрашивает она.

– Совершенно уверен. Вряд ли он стал бы такое придумывать, правда?

Думаю, не стоит сейчас рассказывать ей, что вся больница в курсе традиции Любимчика соблазнять своих интернов женского пола.

Руби молчит еще пару минут, в глубокой задумчивости.

– Что ты будешь теперь делать? – спрашиваю я, опасаясь, как бы Любимчик сам теперь не оказался в реанимации.

– Понятия не имею, – равнодушно отвечает она, – знаешь каких-нибудь подходящих молодых холостяков?

Среда, 12 мая

– Мне надо тебе кое-что показать, – объявляет Алебарда.

Если бы это сказала любая другая медсестра, я бы обрадовался. В данном случае я, скорее, жду, что мне предъявят какую-нибудь гадость. Иду за ней следом к постели мистера Кирожака. Он только что поступил из дома инвалидов, где живет уже давно. У него респираторная инфекция. Пару лет назад он перенес удар и не может сам себя обслуживать. Его надо мыть и кормить с ложечки. Алебарда раздергивает шторы вокруг его кровати. И откидывает одеяло.

Запах бьет мне прямо в нос, и я непроизвольно делаю шаг назад. Гниющая плоть издает ни с чем не сравнимую вонь; ее узнаешь сразу – острая, тошнотворная, всепроникающая. Я беру себя в руки и осматриваю раны на спине мистера Кирожака, от которых и идет запах. Это пролежни. Они возникают тогда, когда кожа стирается от неравномерного давления на какую-то часть тела. Пролежни у мистера Кирожака так глубоки, что в них проступает кость. Ни разу в жизни ничего подобного не видел. Такое впечатление, что кто-то вырвал кусок мяса у него из спины. Я отвожу глаза.

– Я подам жалобу на дом инвалидов. Это настоящая халатность! – решительно говорит Алебарда.

Пролежни такого размера и глубины должны были развиваться не меньше нескольких месяцев. Это означает, что его не только регулярно не переворачивали, но что персонал не озаботился даже лечением пролежней, когда они возникли. Меня охватывает гнев: как такое могло случиться?! Люди, на которых возложена ответственность за пациентов, не имеют права быть столь безответственными и равнодушными! Это просто преступление!

– Конечно, ничего не изменится, но порядок есть порядок, – добавляет Алебарда, пока мы с ней идем к сестринскому посту.

Все мои мстительные мечты о том, что дом инвалидов закроют, владельцев отдадут под суд, а врачей и санитаров выкинут на улицу, тут же испаряются.

– Никому нет дела до таких как он, – говорит Алебарда, имея в виду мистера Кирожака.

Конечно, она права. Легче всего обвинить медицинский персонал из дома инвалидов, но я хорошо себе представляю, как там все устроено.

Владельцы в погоне за прибылью, стараясь снизить расходы, нанимают санитаров, не получивших необходимой подготовки, а единственная медсестра слишком занята раздачей лекарств. В доме, предназначенном для ухода за инвалидами, как раз уходом и пренебрегают.