На берегах Босфора. Стамбул в рецептах, историях и криках чаек - читать онлайн книгу. Автор: Эсмира Исмаилова cтр.№ 14

– Мы просто очень любим детей, – опять вызвалась пояснить разговорчивая Элис. – Для турок дети – это всё, понимаете?

Конечно, я понимала. Для меня тоже мои дети – это всё, но Элис перенаправила ход моих мыслей.

– Вы любите собственных детей, а мы любим их всех. В этом разница. Турецкие мужчины просто с ума сходят, когда видят малышей. Причем независимо от их возраста.

– Независимо от возраста детей?

– Независимо от возраста мужчин.

Я тут же вспомнила несколько эпизодов, которым только сейчас нашла объяснение. Когда мы на днях стояли в очереди в бургерной, группа подростков, вместо того чтобы залипать в телефоне или болтать друг с другом на малопонятном сленге, корчили смешные рожицы Амке и так и норовили подергать ее за нос. Мальчишки лет пятнадцати, которые должны проходить мимо четырехлетних детей, попросту не замечая их, двадцать минут умилялись розовощекой мордашке моей дочурки и, естественно, пропустили нас вперед, а в конце самый прыткий из них все-таки умудрился дернуть ее пару раз за косичку. Она недовольно насупилась, что привело их в еще больший восторг. И если так ведут себя тинейджеры,

И знаете почему? Да просто у него очень сладкие щечки. В Стамбуле все без исключения нюхают детей и получают от этого невероятное удовольствие.

– Наши дети – часть стамбульского кейфа. Вы знаете, что это такое? – округлила свои и без того большие глаза веселушка Элис.

О, знаю ли я про стамбульский кейф? Вы еще спрашиваете! Как же не знать, если в этом городе все о нем только и говорят и исключительно им занимаются. С утра и до вечера! Это такой своеобразный стамбульский секс, от которого удовольствие гарантировано при любой погоде.

В дальнем углу террасы сидела молодая пара с девочкой лет трех. Я сразу обратила на них внимание, потому что знала, что скоро Амка потянет меня к ним выяснять, на каком языке говорит этот ребенок, поэтому аккуратно присматривалась, определяя степень адекватности семейства: заговорить-то первой придется мне. Я с ужасом наблюдала за тем, как девочка вначале смешала соль с сахаром, затем вылила два стакана чая на белоснежную скатерть, а после размазала красный менемен по кремовой подушке на стуле. И все бы ничего, да только малышка умудрилась намочить колготки и напрочь отказывалась их менять. Официант в связи с этим принес ей эклер (какой избитый трюк!) и с идиотской улыбкой на лице наблюдал за тем, как она жмякала его крохотными ручонками на той же скатерти поверх менемена. Соседний столик изменил Амке и посылал овации новой приме. А ее бедный папа, держась рукой за сердце, умолял бессовестную дочь позволить ему сменить мокрые колготки. Он едва не плакал, называя безразличного к мольбам ребенка любовью и смыслом всей жизни, на что пухлощекая особа в памперсе только вертела вздернутым носом и ковыряла крохотным пальчиком в яичнице. Соседний столик был в восторге от поведения отца, а тот, упиваясь собственным счастьем, сам завидовал себе. Я представила, что сделала бы со мной мама, вздумай я выкинуть нечто подобное в детстве. Да что мама? Могли бы мои дети вести себя так? Амка с ужасом смотрела на непослушную девочку, а я молча радовалась тому, что знакомиться с ней мы уже вряд ли будем.

Мы так заболтались, что не заметили, как приступили к завтраку.

О нем мне говорили все, кто когда-либо заезжал в эти места и имел хотя бы призрачную возможность прикоснуться к местному гурманскому экстазу.

Белоснежная чайка плавно опустилась рядом и, важно расхаживая по парапету, желала нам приятного аппетита вполне членораздельными звуками. Ее хотелось слушать еще и еще, и чем больше я слушала, тем проще понимала ее далеко не птичьи интонации. И как я не замечала раньше, что чайки умеют говорить? Гигантская баржа медленно проплыла мимо, затянув протяжную песню тоскливым гудком. Наконец она растворилась в темных водах холодного пролива, увлекая меня в глубокие раздумья. Однако пряный запах пробудил приятную щекотку под ложечкой, переключив внимание на блестящий медный сотейник с традиционным утренним блюдом суджуклу юмурта. По сути, это обыкновенная глазунья, зажаренная в медном сахане ^[22], рядом с которой ютятся несколько кусочков классического суджука. Это пряная, буквально обваленная в специях мясная колбаса, которую употребляют непременно в жареном виде: блестящая от курдючного сала, она источает изумительный аромат разогретых чамана ^[23], кориандра и кумина ^[24].

Не будучи большой поклонницей переработанного мяса, я аккуратно отодвинула в сторонку ярко-красные ломтики и принялась за глазунью, сплошь пропитанную восхитительным букетом пикантных трав. Элис легонько пихнула меня в плечо и пожурила сморщенным носом —

Они, как француженки, выпячивают губы вперед и, почти срываясь на скандальные интонации, приглашают, скажем, прогуляться вместе по набережной. К такой вербальной манере нужно привыкнуть и, что немаловажно, не начать копировать. Я представила, что, если к моему вечно унылому выражению лица добавить еще и недовольный тон стамбульской женщины, моя семья найдет себе другую маму. Я сделала над собой усилие и просто улыбнулась Элис, которая уже своей вилкой ковыряла в моей сковородке, придвигая поближе кусочки суджука. Еще минута – и она начала бы их резать ножом, поочередно отправляя мне в рот. Я немедленно остановила это безобразие и откусила от жирного мясного кружка: рот тут же наполнился теплым обжигающим соком – по правде, я не рассчитывала на острые блюда с утра. Между тем время стремительно приближалось к полудню.

Все мило беседовали, за исключением мамы Элис, которая все так же доброжелательно кивала на замечание каждого. Дети принялись кормить чаек горячими симитами. Хлебные крошки, падавшие в воду, приводили в восторг мелкую рыбешку, которая старательно кружила хороводы, рассчитывая на легкую наживу. Роскошные яхты проплывали одна за другой, заставляя каждого провожать их длительными взглядами. Начищенные белоснежные корпуса контрастировали с серыми водами пролива и напоминали накрахмаленные хлопковые воротнички на элегантных кашемировых костюмах. Эти суда были из совершенно другого мира – мира роскошных интерьеров и дорогих безделушек, которые так любят жители этого города.