История Первого Болгарского царства - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Рансимен cтр.№ 30

Как бы то ни было, восстание было сокрушено, и Борис мог отомстить, что совсем не соответствовало человеку, ставшему приверженцем христианской смиренности, но оказалось благотворным для его страны. Пятьдесят два аристократа, возглавивших восстание, были казнены, а вместе с ними и их дети. Лидеры семей, соперничавшие с монархом, были, таким образом, навсегда вычеркнуты из жизни страны. Мятежники, принадлежавшие к средним и низшим слоям, были разделены и получили прощение; их оппозиция основывалась на искренних религиозных чувствах, а не на политических доводах; они не имели никаких социальных предубеждений, могущих противодействовать их окончательному обращению в христианскую веру.

Но даже при том, что боярская оппозиция была разгромлена, обращение народа в христианство не привело немедленно к тому результату, на который рассчитывал Борис. Император твердо предписал в соглашении с булгарским ханом, что новая церковь должна находиться в духовном подчинении престолу в Константинополе. Соответственно, в Болгарию прибыли многие греческие священники, чтобы организовать ее структуру и преподавать истинное вероучение, в то время как сам патриарх написал письмо булгарскому монарху, «моему любимому сыну Михаилу, правителю Булгарии… достойной награде моих трудов». Он написал чрезвычайно длинное письмо. В самом его начале помещался полный отчет о символе веры, как он был установлен на всех семи Вселенских соборах. Затем, упомянув об общих принципах этики и показав, как они проистекают из двух заповедей Нового Завета, патриарх продолжил рассуждать о круге обязанностей хорошего князя, используя при этом примерно сотню изысканных афоризмов и проницательных комментариев, проистекающих из всей мудрости евреев и греческих философов ^[208]. Историки с тех пор изумлялись письму, свидетельствующему о покровительстве и метафизической чувствительности патриарха, обращавшегося к простому варвару, который желал решать лишь простые проблемы, прилично ли ношение брюк и расценивать ли тюрбаны как шляпы. Но Фотий знал свое дело. Высокие церковные власти не должны были беспокоиться относительно деталей: их цель состояла в том, чтобы впечатлить варваров, а не примирять их. Тайнами истинной веры обладал только патриарх. Это лучше всего демонстрировало хану примерный статус его страны и государства императора, так как он не понимал ни одного слова о тех предметах, которые, очевидно, являлись темой обычных разговоров в Константинополе. Фотий оказался дальновидным политиком: он всегда сохранял свое достоинство, даже за счет дипломатических потребностей момента.

Борис, любимый сын Михаил, был впечатлен, но не удовлетворен. Быть христианином оказалось более трудным делом, чем он думал. Хлынувшее в Болгарию греческое духовенство стремилось преподавать веру на греческом языке, что хорошо зарекомендовало себя среди славянского населения империи, но булгарское правительство было несколько обижено. Кроме того, многие из приехавших греков не занимали высокого положения; некоторые из них, не имея возможности получить хорошее назначение в церкви в самой империи, вынуждены были устремиться в поисках своего благосостояния за границу. Миссионеры других верований также участвовали в этом процессе. Вместе с греками в Болгарию прибыли армяне; некоторые из них, возможно, являлись обычными еретиками — монофизитами, но другие проповедовали гораздо более зловещие и чреватые последствиями взгляды — павликиане, чтобы посеять семя привлекательной веры в дуализм ^[209]. Тем временем на севере Каролинги, успокоенные новым союзом с Константинополем, послали немецких миссионеров, чтобы приобрести то влияние, какое могли в сложившихся условиях; и все это время папа Николай ожидал момента для вмешательства. Столь многие народы со своими убеждениями стремились помочь в становлении булгарской церкви, но ни один не был готов предоставить хану необходимое руководство, чтобы создать такую церковь, которая не слишком бы противоречила булгарским традициям и находилась под светским контролем.

Год христианства дал Борису новые знания. Он занимал теперь более сильную позицию — на северной границе установился мир, а мятежные бояре и голод в стране были побеждены. Однако хан сердился на греков. Власти в Константинополе обращались с ним как с обычным варваром и пытались держать булгарскую церковь под своим контролем, не позволяя передать ее под его власть — не позволяя даже назначить епископа. Так что Борис решил обратить свой взгляд на другую сторону. Борьба между папой и Фотием достигла своего кульминационного момента: Фотий, к своему ликованию, обнаружил, что папа согласился с чудовищной и непростительной ересью о двойном сошествии Святого Духа, и подготовил обвинение папы, чтобы пробудить негодование во всех истинных христианах ^[210]. Борис не имел четких взглядов о мистической сущности Троицы. С другой стороны, он понимал, что данный фактор может оказаться полезным в борьбе. В августе 866 г. булгарские послы, кузен хана Петр, Иоанн и Мартин, прибыли в Рим с богатыми и святыми подарками и просили папу от имени Бориса прислать епископа и священников. Они также представили ему список из 106 вопросов, ответ на которые желал получить их правитель ^[211]. Борис также, чтобы Рим не обманул его, направил подобную просьбу прислать епископа и священников в Ратисбон Людовику Немецкому. Людовик выполнил ее, но когда его духовенство прибыло, они обнаружили, что предлагаемые им места были уже заняты, и быстро вернулись в Германию ^[212].

Николай был в восторге, получив столь неожиданную поддержку. Он сразу же послал свое духовенство в Болгарию, снабдив его книгами, сосудами, одеждами и всеми атрибутами веры и назначив во главе двух своих самых способных легатов — Павла, епископа Популонии, и Формозия, епископа Порто. В то же время он отправил детальные, но тривиальные ответы на все вопросы, которые задал ему хан.

Ответы Николая представляют собой документ, значительно отличавшийся от изысканной, тонкой, теологической проповеди, посланной хану Фотием. Письмо папы было написано простым языком, дружелюбным и очень примирительным. Борис спрашивал о религиозной практике, как поститься и что носить в церкви, и являются ли более строгие формы воздержания, требуемые греческими священниками, действительно обязательными. Также хан спрашивал, как поступать с греком, который притворился священником и крестил огромное число невинных булгар, и нужно ли повторно крестить их? Борис даже спрашивал совета в делах гражданского права, например о штрафе за убийство, и в делах исключительно социальных: должен ли он продолжать вкушать свою пищу в одиночестве и что папа в действительности думает о его одеянии? Николай был весьма заинтересован в том, чтобы не накладывать слишком тяжкое бремя на новообращенный народ. Что касается воздержания, папа осудил многие из порядков, введенных греками. Он писал хану, что нет необходимости поститься каждую среду и пятницу, воздерживаться от купания в эти дни и отказываться от дичи, убитой евнухами, хотя он признавал, что нельзя есть животное, преследовавшееся христианином, но убитое язычником, или наоборот ^[213]. Брюки являются допустимой одеждой, но греки были правы, настаивая на том, что тюрбаны, подобно другим формам головного убора, должно снимать в церквях, а женщины должны, конечно, входить в церковь, закрытыми накидкой ^[214]. Он осудил греческую привычку к sortes biblicae (гадание по Библии), так же как и многие другие языческие суеверия ^[215]. Отказ хана есть в компании папа расценил как плохие манеры, но не нечестивое поведение ^[216]. За наказанием за убийство должно следить гражданское право, но право святого покровительства церкви необходимо поддерживать ^[217]. Многобрачие, как и прелюбодеяние, объявлялось наихудшим преступлением: лишние жены должны быть отвергнуты, а священник накладывал соответствующую эпитимию ^[218]. Николай также желал, чтобы хан смягчил наказания ^[219]: он настаивал на бесполезности и варварстве метода применения пыток для извлечения признаний; он осудил обращение Бориса с мятежниками. Папа даже полагал, что хан был слишком жесток, отрезав нос у грека, который притворился священником ^[220]. Даже упорствующих язычников необходимо обращать в истинную веру путем убеждения, хотя в общении верующие должны избегать их. Одних преступников следует наказывать без милосердия — тех, кто поклялся в преданности христианской вере и обратился в язычество, что папа считал единственным непростительным грехом ^[221].