История Первого Болгарского царства - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Рансимен cтр.№ 38

Страница

Но сейчас македонскую школу Климента затмила княжеская школа Преслава. Там были осуществлены обширные переводы. Сам Симеон даже руководил переводом целого ряда пояснительных извлечений из писаний Святых Отцов, и предисловие отдало дань его покровительству, назвав его «новым Птолемеем, который, подобно трудолюбивой пчеле, собирает сок со всех цветов, чтобы распространить его среди бояр» ^[291]. Епископ Константин перевел некоторые проповеди для церковных праздников и работы святого Афанасия ^[292]; пресвитер Григорий перевел хронику Иоанна Малалы и также романтичный рассказ о Трое для «любящего книги князя» ^[293]. Иоанн Экзарх, по воле королевского монаха Дукса, брата Бориса, перевел Иоанна Дамаскина и написал «Шестоднев», адаптацию «Гексамерона» святого Василия. Иоанн, приступивший к работе, вероятно, немного позднее, чем другие, оказался более предприимчив и к переводу добавлял несколько глав собственного сочинения. К переводу Иоанна Дамаскина он написал предисловие, в котором дал краткую историю славянского письма и рассуждение о трудностях, с которыми сталкивается переводчик — как следует поступать, когда слова имеют различный род в греческом и славянском языках? — а к переводу «Шестоднева» он добавил эпилог, в котором восхвалял красоту двора Симеона в Преславе ^[294]. Даже княжеское семейство породило своего автора, Тудора (или Федора), сына Дукса; но из всех его сочинений лишь небольшой пролог дошел до наших дней ^[295].

Однако все переводы стали бы бесполезными, если публику нельзя было убедить, что славянский язык вполне подходил для создания литературных произведений. Именно первая оригинальная булгарская работа на славянском должна была оправдать его использование. Вскоре после принятия славянской литургии монах Храбр написал небольшую апологию на славянском языке, в которой он указал, что, хотя еврейский, греческий и латинский являлись языками освященными, так как использовались в Священных Писаниях и трудах Отцов, они этим не исключали возможность употребления славянского языка; так как, в конце концов, греки одно время использовали финикийский алфавит, и, во всяком случае, греческий алфавит был создан язычником, в то время как славянский — уже христианским святым, Константином, или Кириллом. Этот трактат носит полемический характер и иногда представляется наивным по стилю и аргументации, однако лишь изредка заставляет чувствовать, что лед тонок. Но, должно быть, трактат достиг своей цели, так как позволил защитникам нового алфавита полагать, что они обладали божественной санкцией, чтобы принять его ^[296].

С новым алфавитом возникла, однако, еще одна трудность; но она, видимо, сама собой исчезла. Изобретательный ум святого Кирилла создал два алфавита, известные сегодня как кириллица и глаголица. Первый был основан на греческом алфавите с некоторыми добавлениями из еврейского и, вероятно, представлял собой его первую попытку создать алфавит для балканских славян, проживавших недалеко от его родины в Фессалониках. Но когда Кирилл прибыл в Моравию, где все, что могло предполагать греческую пропаганду, сразу попадало под подозрение, он решил, что его долг состоит в создании оригинального алфавита, и снова приступил к работе, произвольно искажая греческие буквы, чтобы замаскировать их происхождение, и вообще разработав новый алфавит. Именно ему обучался Климент; он принес его с собой в Болгарию, и уже на нем были написаны некоторые из самых ранних болгарских рукописей. Однако на земле, где греческая культура не находилась под подозрением, но, напротив, считалась модной, не было необходимости для использования глаголицы. Кириллица, алфавит, который, без сомнения, преподавали в славянской семинарии в Константинополе, был гораздо более простым и гораздо более практичным. Глаголица неизбежно уступила ему дорогу; но была ли победа кириллицы ускорена официальным постановлением, мы не можем сообщить ^[297].

Литературное богатство отражало баланс между ростом искусств и роскошью. Симеон видел в Константинополе ореол блеска, который окружал императора и подчеркивал его святость как наместника Бога; он понимал его ценность для автократии. В своей новой столице Преславе, Великом Преславе, прославленном городе ^[298], он попытался таким же образом укрепить собственные позиции. Город начал расцветать, возводились церкви и дворцы, построенные придворными, которые следовали указаниям своего князя. Но княжеский дворец являлся центром всего; он воплощал собой славу, исходящую от Симеона. Наиболее значительный результат такой политики заключался в том, насколько быстро она воплотилась в жизнь; ничего похожего ранее не существовало в Болгарии. Иоанн Экзарх в прологе «Шестоднева» попытался описать восхищение посетителя из провинции, как тот был поражен большими мраморными зданиями и фресками — «солнцем и звездами украшено небо, земля осыпана садами, дубравами и цветами и увенчана горами, разлиты моря и реки, полные воды и рыб… так что терял свой рассудок. Он возвращался домой, презирая собственный дом и желая построить себе новый, столь же высокий, как небо» ^[299]. Посреди этого великолепия стоял Симеон — «в мантии, обшитой жемчугом, в золотом монисто на шее и с гривнами на запястьях, подпоясанный бархатом, с золотым мечом, висящим на бедре» ^[300]. Но даже красноречие Иоанна бессильно описать все великолепие; он может только сожалеть, что в действительности приуменьшает роскошь новой столицы Болгарии. Его посетитель, уезжая, обращался к своим друзьям со словами, что «лишь своими глазами сможете вы насладиться, как подобает, той красотой» ^[301]. Видимо, Симеон достиг своей цели; но продолжал сомневаться, что под этим показным великолепием скрывалось именно то, что для глаза константинопольца казалось приемлемым стандартом цивилизации и комфорта ^[302]. Кроме того, вне столицы никакой роскоши не было и в помине; гость Иоанна Экзарха жил в доме из соломы ^[303]. Даже в Охриде самая старая каменная церковь датирована следующим веком ^[304]. Возможно, это отражало цели Симеона, желавшего, чтобы Преслав стал центром Болгарии, как Константинополь был центром Империи. Однако воплотить эту идею в жизнь казалось маловероятным; княжеская столица, как и литература времени царствования Симеона, была создана искусственно. Географическое положение, которое обусловило роль Константинополя как самого большого порта и рынка средневекового мира, не дало таких весомых преимуществ небольшой внутренней долине, располагавшейся в окружении низких гор, где находился Преслав. Сегодня от того большого города, который даже спустя три века ^[305] занимал область гораздо большую, чем любой другой балканский город, остались только несколько ничего не значащих остатков.

Страница