От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. | Нина Владимировна Васильева, Виталий Богданов, Виктор Гаврилов | страница 109 | pharmateka.ru

После заключения 12 марта 1940 года мирного договора между СССР и Финляндией тем не менее по-прежнему сохранялась вероятность вооруженного столкновения^[860]. В директиве Военному совету КБФ от 4 апреля 1940 года Кузнецов констатировал, что военная опасность со стороны Англии и Франции не утратила своей актуальности. Не исключалась и возможность выступления враждебно настроенных элементов Эстонии и Латвии^[861].

Развитие ситуации в Европе вынуждало советское руководство принимать меры по усилению безопасности СССР. Нарком ВМФ в директиве от 4 июня 1940 года указывал: «Быстрое изменение обстановки на Западе затрудняет возможности определить состав и силы вероятного противника… в случае войны с СССР»^[862]. В директиве подчеркивалось, что при «наличии мощного противника возможно выступление Финляндии и враждебных СССР элементов в Латвии, Литве и Эстонии»^[863]. Содержание задач по обороне устья Финского залива, побережья и баз оставалось прежним^[864].

В ходе выполнения задач, возложенных на соединения, воинские части РККА и силы РККФ, возникали проблемы и экономического характера. 29 ноября 1939 года в Латвии был принят «Закон о снабжении и по гражданско-правовым сделкам с иностранными военными»^[865]. Советские представители отмечали, что «комитет…^[866] лишает возможности непосредственной связи с конкурентными фирмами»^[867]. Отмечалось, что «настроение „заработать“ зашло настолько далеко, что латпра потеряло чувство меры»^[868]. Аналогичная ситуация сложилась и в Эстонии^[869], а в представленном литовской стороной проекте цены «по арендным условиям… на здания и земли» были «преувеличены в пять и десять раз»^[870].

Указанные проблемы препятствовали организации и проведению подготовки советских воинских контингентов на требуемом уровне. Командир 65-го корпуса А. А. Тюрин 27 декабря 1939 года докладывал Военному совету ЛВО и Локтионову относительно проведения лагерных сборов: «Доношу, с учебной точки зрения выход частей корпуса в лагеря в 1940 году был бы очень желателен»^[871]. Но, указывая на неготовность объектов военной инфраструктуры, Тюрин предлагал в 1940 году в лагеря не выходить, ограничившись выводом лишь отдельных подразделений вблизи пунктов их дислокации^[872]. Во 2-м и 16-м корпусах ситуация была аналогичной.

В создавшихся условиях советское военное руководство считало необходимым сосредоточить основные усилия на поддержании боевой готовности 65, 2 и 16-го корпусов. НКО СССР 6 февраля 1940 года был издан приказ, а Локтионовым 3 марта были направлены указания по организации обороны гарнизонов (с использованием авиации и танков) и проведении тренировок с выходом в районы обороны, организации караульной службы по охране военных городков, выставлении дополнительных постов у домов «проживания командирского состава», об усилении службы дежурных и контрольно-пропускного режима^[873]. В корпусах были организованы тренировки, в ходе которых «дежурные подразделений всех частей три-четыре раза в месяц поднимаются по боевой тревоге» с занятием позиций для обороны гарнизонов, один раз в месяц – все части гарнизона. С командирами и штабами проводились занятия по организации обороны на выбранных рубежах с выходом на местность^[874].

Советское военное руководство понимало, что в создавшихся условиях немногочисленные корпуса не могли полноценно выполнять возложенные на них задачи. Поэтому в апреле 1940 года народный комиссар обороны К. Е. Ворошилов доложил руководству СССР о необходимости провести замену личного состава частей в Эстонии, Латвии и Литве. 23 апреля 1940 года Военным советам ЛВО, КалВО, БОВО была направлена директива НКО, содержавшая перечень заменяемых соединений и частей с 1-го по 15 июня 1940 года^[875]. Части, «намеченные к отправке», должны были оставить в округах вооружение и военную технику, а «взамен этого на месте» принять от убывающих частей на укомплектование оставленные вооружение и технику^[876].

25 мая 1940 года полпред СССР в Латвии В. К. Деревянский в связи с визитом военного министра Латвии генерала К. Беркиса в Москву направил аналитическую записку Молотову, с предложением обсудить с латвийской стороной вопрос внесения изменений в текст некоторых пунктов Пакта о взаимопомощи и конфиденциального протокола к нему. По его мнению, это могло стать отправной точкой для более тесного сотрудничества сторон^[877].

Деревянский предложил «изменить редакцию пункта первого конфиденциального протокола к Пакту о взаимопомощи». В первоначальной редакции этот пункт гласил, что «СССР имеет право на время этой войны держать на отведенных под аэродромы и базы участках наземные и воздушные вооруженные войска и т. д.»^[878].

По мнению Деревянского, этот пункт являлся «причиной неуступчивости» латвийской стороны и служил «постоянно сдерживающим мотивом для латышей при разрешении практических вопросов, связанных с длительным пребыванием наших гарнизонов (строительство, аренда и др. вопросы)». Полпред предложил данный пункт конфиденциального протокола изменить следующим образом: «СССР имеет право на срок действия Пакта о взаимопомощи держать на отведенных под аэродромы и базы участках наземные и воздушные вооруженные войска и т. д.»^[879].