От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. | Нина Владимировна Васильева, Виталий Богданов, Виктор Гаврилов | страница 199 | pharmateka.ru

На основе обобщения опыта Первой мировой и Гражданской войн был сделан вывод, что стратегическое наступление должно вестись на широком фронте. По мнению В. К. Триандафиллова, для успешного наступления фронта, развернутого на 400-километровом пространстве, активные действия необходимо вести в полосе не менее 150–200 км^[1667]. Стратегическое наступление, проведенное на театре военных действий с таким размахом, естественно, вело к выводу о необходимости организации стратегической операции группы фронтов. Однако большинство военных теоретиков понимали под ним лишь крупную фронтовую операцию. В отличие от них Свечин называл ее «гигантской», а Тухачевский – «решающей» операцией.

Вообще в области стратегии многие важные вопросы разрабатывались в тридцатые годы недостаточно обстоятельно. И это не случайно. Еще в 1925 году по указанию председателя РВС СССР М. В. Фрунзе цикл лекций по стратегии в Военной академии РККА был сокращен при одновременном увеличении времени на изучение тактики. С 1929 года стратегия из чисто практического предмета превращается в военно-образовательный предмет с целью дать слушателям единую точку зрения «на все военное дело, прививать правильное понимание основ ведения войны и теории оперативного искусства»^[1668]. Значительное влияние на развитие теории военной стратегии оказал культ личности И. В. Сталина. Попытка ввести в 1935 году в учебную программу Военной академии им. М. В. Фрунзе 32-часовой курс лекций по теории стратегии была пресечена заместителем начальника академии Е. А. Щаденко, заявившего, что «стратегией занимается лично товарищ Сталин, и это не наше дело»^[1669]. Безуспешными оказались попытки отстоять курс стратегии и в Академии Генерального штаба, так как, по мнению начальника Генштаба А. И. Егорова, этими вопросами мог заниматься только Генеральный штаб^[1670]. В годы репрессий труды М. Н. Тухачевского, А. А. Свечина и других были объявлены вредительскими, что нанесло серьезный ущерб отечественной военной теории. Официальные же взгляды не соответствовали условиям складывающейся военно-политической обстановки, не учитывали объективные тенденции развития военного дела.

Способы и формы ведения стратегического наступления избирались в зависимости от начертания линии фронта, характера обороны, группировки войск противника и других факторов. Главный удар предусматривалось наносить по основной группировке врага, по возможности по ее наиболее уязвимому месту. Массирование сил и средств на направлении главного удара намечалось осуществлять путем использования большей части авиации и бронесил, смелого снятия их с второстепенных направлений, дополняя его рядом энергичных ударов на вспомогательных направлениях с целью лишить противника возможности маневра силами для отражения наступления основной группировки войск, а также ввести его в заблуждение в отношении намерений наступающего. Окружение главных сил врага считалось самой эффективной формой стратегического наступления. Но ее рекомендовалось использовать лишь при наличии значительного превосходства в силах и главным образом при наступлении силами двух фронтов.

С середины тридцатых годов большое внимание уделяется правильному расчету и обеспечению высоких темпов наступления войск, особенно в начале операции. В типовых условиях при встречном сражении с противником или при прорыве поспешно занятой его обороны среднесуточный темп наступления стрелковых войск планировался в 10–12 км в сутки, при прорыве подготовленной обороны – 5–6, а при действиях в его оперативной глубине – 15–20 км^[1671].

Изменение характера будущей войны в связи с быстрым ростом технических средств борьбы заставило по-новому подойти к исследованию проблемы прорыва стратегического фронта противника. Военные теоретики исходили из того, что оборона противника будет глубоко эшелонированной и хорошо укрепленной. Для ее преодоления необходимы мощные силы и средства. В тезисах Штаба РККА «Тактика и оперативное искусство РККА начала тридцатых годов» отмечалось, что новые средства борьбы (авиация, артиллерия РГК, танки) позволяют «поражать противника одновременно на всей глубине его расположения, в отличие от нынешних форм боя и атаки, которые можно характеризовать как последовательное подавление отдельных расчленений боевого порядка»^[1672]. На основании этих оценок усилиями М. Н. Тухачевского, В. К. Триандафиллова, К. Б. Калиновского и других теоретиков была разработана теория глубокой операции и боя. Она нашла отражение в трудах преподавателей Военной академии им. М. В. Фрунзе «Эволюция оперативного искусства», «Основы глубокой операции» и др. Сущность этой теории заключалась в одновременном подавлении обороны противника совместными ударами артиллерии и авиации на всю глубину, в прорыве ее тактической зоны на избранном направлении с последующим стремительным развитием тактического успеха в оперативный путем ввода в сражение эшелона развития успеха (танков, мотопехоты, конницы) и высадки воздушных десантов для скорейшего достижения поставленной цели. Для успешного проведения глубокой операции необходимо было завоевать господство в воздухе, вести наступление на широком фронте с решительным массированием сил и средств на направлении главного удара, изолировать район наступления ударной группировки от резервов противника путем нанесения по ним ударов авиацией, высадки воздушных десантов и недопущения подвоза материальных средств его атакованным войскам.

Для успешного проведения глубокой операции командующий Белорусским военным округом И. П. Уборевич (Уборявичус) в своей докладной записке начальнику Штаба РККА А. И. Егорову от 29 марта 1932 года предложил создать «сплошной оперативный организм (армию)» в составе двух механизированных корпусов (1000–1200 танков), шести стрелковых и двух-трех кавалерийских дивизий, обеспеченных автотранспортом, а также двух штурмовых и истребительных авиабригад (400 самолетов)^[1673]. По сути дела, это была танковая армия смешанного состава. Об этом же говорил и С. С. Каменев в апреле 1933 года на заседании РВС СССР^[1674]. Его поддержали М. Н. Тухачевский и И. Э. Якир, которые в 1936 году предложили сформировать механизированные (танковые) армии в приграничных военных округах^[1675]. Однако начальник Генштаба Б. М. Шапошников оценил идею о создании механизированных (танковых) армий как «не заслуживающую внимания»^[1676]. Также не нашли поддержки предложения генерала Я. Н. Федоренко о формировании механизированной, генерала армии Г. К. Жукова – конномеханизированной или мотомеханизированной и генерал-лейтенанта П. Л. Романенко – ударной механизированно-авиационной армий^[1677].