От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. | Нина Владимировна Васильева, Виталий Богданов, Виктор Гаврилов | страница 71 | pharmateka.ru

22 августа министр иностранных дел Франции Ж. Боннэ в телеграмме французскому послу в Польше Л. Ноэлю, ссылаясь на готовившееся к тому времени подписание советско-германского Договора о ненападении, настоятельно просил еще раз попытаться в самом срочном порядке уговорить польское правительство согласиться на советские условия. При этом он рекомендовал «особо настаивать на этом, подчеркивая самым решительным образом, что Польша ни морально, ни политически не может отказаться испытать этот последний шанс спасти мир (выделено нами. – Авт.)»^[524]. Но Польша не изменила своей позиции.

Пытаясь найти объяснение этой упорной несговорчивости, ряд отечественных и зарубежных историков, считают, что «позиция Варшавы летом 1939 года была связана с целым рядом ошибок и заблуждений»^[525]. Как полагал польский министр иностранных дел Ю. Бек, заключение советско-польского соглашения о взаимопомощи лишь ускорило бы нападение Германии на Польшу. Главным просчетом польской политики «было «предположение, что И. В. Сталин не сможет договориться с А. Гитлером»^[526]. Польский историк М. Захариас в связи с этим пишет: «Бек не предусмотрел, что Россия не даст себя изолировать и что возникнет коалиция, которая не будет той, о которой он думал»^[527].

Подводя итоги Московским переговорам, французский посол в СССР Э. Наджияр писал 25 августа в Париж: «Действительно, как можно было надеяться получить обязательства СССР против Германии… если поляки и румыны продолжали игнорировать русскую помощь»^[528]. Однако не следует забывать, что препятствием на пути к достижению тройственного антигитлеровского соглашения была не только непримиримая позиция Польши и Румынии. В значительной степени их ход определялся позицией Великобритании и в несколько меньшей степени Франции.

В такой обстановке, когда СССР не удалось достичь реальных договоренностей с Англией и Францией, а также опасаясь угрозы «восточного Мюнхена» и желая обезопасить себя в преддверии неизбежной войны Германии против Польши от втягивания страны в войну на два фронта (в Европе и на Дальнем Востоке), советское руководство и приняло окончательное решение заключить с Германией Договор о ненападении.

При этом следует помнить, что во время Московских переговоров не только СССР контактировал с Германией на предмет возможного сближения, что ему до сих пор ставится в вину, но и Великобритания вела с ней тайные переговоры^[529]. В начале июня в Лондоне состоялась встреча Чемберлена и Галифакса с сотрудником германского министерства иностранных дел А. фон Троттом цу Зольцем, на которой обсуждались вопросы мирного урегулирования проблем между Германией и Великобританией. На встрече британский премьер-министр подчеркнул, что «единственное решение европейской проблемы возможно лишь по линии Берлин – Лондон»^[530].

Можно предположить, что английское руководство, проводя эти переговоры, видимо, настолько высоко оценивало искусство своих дипломатов и свою исключительную предприимчивость, что даже предположить не могло, что одновременно с ним кто-то еще может позволить себе поддерживать контакты с Германией с той же целью на фоне тройственных переговоров. Об этом свидетельствует заявление Чемберлена на заседании парламента 24 августа, который, по сообщению секретаря советского военного атташе в Великобритании майора С. Д. Кремера от 9 сентября 1939 года, был весьма удивлен этим фактом: «Для него [Чемберлена] является сюрпризом, что СССР, несмотря на присутствие в Москве английской и французской военных делегаций, вел секретные переговоры с Германией»^[531]. Кстати, по словам Кремера, видимо, в силу того, что ведение секретных переговоров не являлось в ту эпоху чем-то из ряда вон выходящим, «печать этого вопроса не раздувает, как и не поднимает вопроса о необходимости добиться заключения англо-советского пакта»^[532].

Известно, что в двадцатых числах июля в Лондон прибыл советник Геринга по экономическим вопросам Х. Вольтат. Официальное объяснение этому визиту звучало так: для участия в международной конференции по китобойному промыслу и урегулирования ряда экономических вопросов^[533]. Но фактически он должен был провести зондаж возможностей относительно самого широкого урегулирования отношений между Англией и Германией. Вольтат встречался с Чемберленом, его советником Г. Вильсоном и министром торговли Р. Хадсоном. Помимо чисто торгово-финансовых договоренностей (разговор, в частности, шел о предоставлении Германии огромного займа в 500–1000 млн фунтов стерлингов) речь шла и о политической сделке. Так, Вильсон заявил, что его целью является «широчайшая англо-германская договоренность по всем важным вопросам», в частности: а) заключение англо-германского пакта о ненападении; б) заключение пакта о невмешательстве и распределении сфер влияния; в) ограничение вооружений на суше, на море и в воздухе; г) предоставление Германии возможности включиться в эксплуатацию колоний^[534].