Режиссер и актеры. Как снимать хорошее кино, работая вместе - читать онлайн книгу. Автор: Джудит Уэстон cтр.№ 39

В интервью Los Angeles Times Мартин Ландау описал физические особенности его изображения персонажа Белы Лугоши для фильма «Эд Вуд»: «У меня очень живая мимика, а спектр его выражений лица был несколько ограничен. Мне пришлось заучить его лицо. Когда я был в гриме, я учился управлять определенными мышцами на лице. Я часто широко открываю глаза. Он — довольно редко. Когда я улыбаюсь, вы видите мои зубы; он улыбается одними губами. Он держал голову под определенным углом, и у него была походка, отличающаяся от моей». Вы видите ту едва заметную разницу, которая возникает из того, что Ландау не говорит о Лугоши, «он щурится»? Вместо этого он говорит: «Я часто широко открываю глаза. Он — довольно редко». Он концентрируется на всем физическом, точном, и чувственном — не оценивая!

Вся работа над образом, в гриме или без, должна относиться к чувствам. Иногда сложная и комплексная работа над образом проводится в тончайших деталях, как сделали Дэниел Дэй-Льюис в «Моей левой ноге» или Трейси Ульман в несметном множестве ее обликов. Временами, как Джефф Бриджес в «Человеке со звезды», актер делает только небольшую физическую установку, которая намекает на его чуждость скорее символически, чем натуралистически. Но затем, как и сделал Бриждес, он полностью и легко отдает себя решению, и аудитория с радостью следует за ним.

Иногда работа над образом — это одна из особенностей стиля фильма. Фильмы братьев Коэнов всегда требуют стилизованного исполнения. Стилизованная игра может быть замечательной до тех пор, пока в стиле есть внутренняя логика; до тех пор, пока актеры слушают и чувствуют связь с потребностью, и до тех пор, пока все физические установки создаются в их телах естественно, а не как интеллектуально выбранная идея персонажа, которая станет суждением.

Актеры иногда влюбляются в собственную игру и начинают играть ради самих себя. Это превращается в клише. Или они могут начать затаскивать трактовку персонажа — «играть в персонажа» или кривляться. Режиссер должен отслеживать такие вещи и просить актеров прекратить играть клише или готовые трактовки, если они начинают мешать рассказывать историю.

Все хорошие актеры в какой-то степени работают инстинктивно. Возможно, где-то есть и очень хорошие актеры, которые не используют никаких техник осознанно, которые интуитивно слушают, бессознательно играют намерения и создают чувство веры в факты, образы и физическое существование своих персонажей. Но, скажем прямо, есть актеры, способные на отличную — более специфичную, конкретную — работу, которые утверждают, что работают «инстинктивно», и очень гордятся тем, что не посетили ни одного урока по актерскому мастерству. Назначение техники не в том, чтобы задушить или стреножить инстинкты актера, а в том, чтобы найти способы принимать более специфические решения для персонажа.

«Специфичность» — это концепция, многим не понятная. Я тоже ее не понимала, когда только начинала учиться актерскому мастерству. Причина в том, что для этого понятия не существует единого определения. Для каждой отдельной ситуации есть свой особый способ сделать игру специфичной!

Если актриса А получила указание играть более «строго» в сцене с актером Б, актриса А может сделать мысленную установку, что ранее слышала, как Б рассказывал оскорбительную шутку. Это уже более специфическое и конкретное решение, чем просто пытаться быть «строже». Она бы продолжила делать установку специфичной, выдумывая детали или вспоминая подробности из похожего опыта из жизни. Она бы вообразила или вызвала в памяти коридор или комнату, где это произошло, звук его голоса, тепло прилившей к ее щекам крови и так далее. Эта установка сработает, только если актрису и в самом деле задевают подобные шутки. Если это не так, ей необходимо найти другое решение. Она ищет трактовку, которая вызовет у нее простое, достоверное поведение в моменте, так что ей не придется изображать общую, клишированную «строгость».

Нахождение более точной трактовки называется «вхождением» в роль. Также этот процесс известен как нахождение «оттенков», «уровней» или «слоев». Пол Ньюман в «Внутри актерской студии» рассказывал, что делать, если режиссер велит актеру прибавить темп. Он сказал, актер должен отойти в сторонку, больше поработать над ролью, «войти» в нее лучше, задать себе вопросы, добавить установки, противоположности, сменить ритмы, придать более точные детали. После следующего дубля, когда режиссер скажет «Отлично! Это как раз то, что я хотел», Пол советует обратиться к помощнику режиссера и сравнить продолжительность двух дублей. «В ста случаях из ста», по его утверждению, вам ответят, что второй дубль окажется продолжительнее первого — того, который режиссер посчитал слишком длинным!

Это означает, что в первом дубле актер торопился, не держал связь с внутренним миром реплик, возможно потому, что недостаточно хорошо в нем разобрался. Торопливость, как ни парадоксально, может привести к тому, что сцена будет казаться медленной, потому что если внутренний мир в ней не оживает, она становится скучной и заурядной, и смотрящий ее человек не может не хотеть, чтобы она кончилась как можно быстрее. На самом деле ее нужно замедлить, чтобы найти детали внутренней жизни, которые сделают ее стоящей просмотра.

В примере Пола Ньюмана, где актер действительно торопится, указание «прибавить темпа» было итоговой режиссурой, то есть указанием, которое, если слепо ему следовать, сделало бы сцену не лучше, а хуже. Но иногда указание «Прибавь темпа» — это точное играбельное указание. Иногда, когда сцена кажется медленной, она и в самом деле является медленной.

На репетициях актеру нужно продвигаться неторопливо, чтобы выявить переходы. Однако, спустя некоторое время, переходы, если они работают, должны начать происходить быстрее, так же, как в жизни, при этом актер может все еще работать в неторопливом темпе репетиции. В таком случае ускорение темпа будет восприниматься естественнее, чем если бы он оставил репетиционный ритм. Ускорение также оживит сцену, если актер с трудом пробирается через переходы или наблюдает за собственной игрой. Это поможет ему перестать думать, отпустить себя и выплеснуть все, что внутри. Если же он уйдет, чтобы придумать новые переходы, это будет катастрофой. Простите, но я предупреждала, что у меня нет готовых рецептов!

Что же должен делать режиссер в этих случаях? Обязан ли он знать и решать проблемы каждого актера? Нет. Это задача актера, принять все указания от режиссера и заполнить их личными и воображаемыми ассоциациями. Так зачем же режиссерам изучать способы давать играбельные (ориентированные на трактовки) указания? Потому что это позволяет направить работу в нужное русло. Это вовлекает режиссера и актера в процесс, держит их внимание прикованным к тому, что впереди. Даже хорошие актеры, которые рутинно выполняют все требования итоговой режиссуры и находят личные ассоциации, наполняя эти указания режиссера смыслом, подвергаясь постоянной бомбардировке такими замечаниями, могут вымотаться и запутаться, а неопытные актеры — вообще потерять почву под ногами. Так что режиссер, который присоединяется к ним в этом путешествии и умеет давать указания, которые предполагают играбельные трактовки, несомненно, поможет делу.