Уплотнение границ - читать онлайн книгу. Автор: Сабин Дюллен cтр.№ 30

С военной и идеологической точек зрения дискуссии и принимаемые решения отсылали к представлениям о передовом фронте: считалось, что революция должна распространяться от одной советской республики к другой. При этом пространство продвижения революции не составляло единого целого: речь шла о том, чтобы связать друг с другом очаги рабоче-крестьянского суверенитета (советы, партийные комитеты, самопровозглашенные республики). Когда в условиях военного поражения Германии забрезжила надежда на победу революции в Киле и Берлине, Ленин, желая обеспечить смычку революционных сил, бросился рассылать телеграммы с целью мобилизовать одновременно русских пограничников на украинской границе, польские и литовские революционные отряды, а также коммунистов из числа германских солдат, занимавших эти территории ^[258]. В свою очередь Троцкий, в тот момент нарком военно-морских дел, в ноябре 1918 года рассматривал границы Советской России как ключевой фактор распространения революции ^[259]. В начале 1919 года между ним и большевистским руководством украинских национальных отрядов вспыхнул конфликт по поводу целей военных действий на территории Украины. В то время как Троцкий и Москва видели их основной задачей соединение с венгерскими революционерами, украинские коммунисты считали главной целью защиту своей территории. В июле 1920 года, когда в момент наступления Красной армии на Варшаву мечты о распространении революции, казалось, были как никогда близки к осуществлению, Ленин в телеграмме Сталину с увлечением рисовал радужные перспективы:

Таким образом, в представлениях большевистских лидеров о пространстве накладывались друг на друга две карты территориального суверенитета. На первой карте, соответствующей бывшей Российской империи, суверенитет уже был установлен в революционном центре, откуда его следовало распространить в направлении контрреволюционных окраин. Именно эту карту имел в виду Сталин, когда в апреле 1918 года он, будучи наркомом по делам национальностей, отстаивал идею территориальной автономии приграничных регионов, отстававших от центра. На второй карте, включавшей Восточную Европу, пространство состояло из революционных очагов, которые надлежало, если представится такая возможность, постараться соединить друг с другом. То, что представляло собой рубеж или окраину на первой карте, на второй соответствовало промежуточному пространству, которое в одних случаях виделось коридором, а в других – барьером.

Об устойчивости таких представлений свидетельствует плакат 1923 года (ил. 5). Польша изображена на нем в виде закрашенного черным цветом пространства между двумя пограничными барьерами, стоящими на пути советско-германской взаимопомощи. В этом плакате нашли отражение три тесно переплетенных эпизода истории начала 1920-х годов: Рапалльский договор 1922 года, заложивший основу взаимовыгодного сотрудничества между Советской Россией и Веймарской республикой; неудачные попытки объединения германской и русской революций (1921 и 1923 годы); история создания санитарного кордона, в роли которого в данном случае выступала Польша.

Следует заметить, что сама советская территория на этих картах отнюдь не выглядела единым блоком: она была расчленена на национальные республики. Это пугало как многих рядовых членов партии, так и ее руководителей, которые видели в централизации лучшую гарантию от риска националистических уклонов. Уже в конце 1917 года Ленин отвечал на эти опасения следующим образом:

Впоследствии, правда, его точка зрения претерпела эволюцию, в частности под влиянием провала революционного движения в Финляндии в начале 1918 года. Во время Гражданской войны вмешательство Красной армии не раз влияло на развитие событий в Закавказье. Тем не менее решение ввести 11-ю армию на территорию Грузинской демократической республики 15 февраля 1920 года было принято после долгих колебаний, причем оно было сразу же представлено как мера самообороны перед лицом угрозы со стороны Великобритании, которая могла использовать территорию Грузии в качестве плацдарма для атаки против Советской России. Наметившееся к концу Гражданской войны усиление тенденции использовать военную силу никак не сказалось на том факте, что экспансия осуществлялась путем создания очагов пролетарского суверенитета, которые затем высказывали пожелание присоединиться к главному полюсу революции. Прямое включение новых территорий в исходное пространство русской революции было при этом редкостью. Противоположной была ситуация в соседних государствах. Так, в Польше концепция «нации-государства» обусловила стремление интегрировать в состав государства без предоставления какой-либо автономии пограничные белорусские и украинские регионы, приобретенные в результате победы над большевиками.

В действительности политика большевиков, которую долгое время было принято считать большей частью централизаторской, не только включала принцип национальностей, но и допускала – в отличие от участников переговоров в Версале – гибкость в его применении. Для большевиков «практиковать автономию» вовсе не означало «разрывать государство на части» ^[262]. Занимая такую позицию, большевики, сами того не зная и не желая, выступали в роли реалистичных наследников сложного имперского пейзажа, причем в гораздо большей степени, чем союзники, участвовавшие в Парижской мирной конференции 1919 года. Автономия или даже независимость в сочетании с принципом объединения нации могли, на их взгляд, стать отличными орудиями революции.

При этом очевидно, что в ходе Гражданской войны росло единство действий советских республик. В тот момент это объяснялось необходимостью обеспечить более эффективное командование в условиях войны. Координация военных операций и их снабжения началась уже весной 1919 года на основе, разумеется, партийных связей между республиками. 4 мая 1919 года «дружественным республикам» была направлена директива, устанавливавшая их военное подчинение РСФСР и деление каждой республики на военные округа, а 1 июня 1919 года был провозглашен «единый фронт». Республики, однако, не были готовы так легко отказаться от своих прерогатив. Официальный договор о военном и экономическом союзе Украины и РСФСР был подписан лишь в конце 1920 года, причем Троцкий жаловался на постоянные вмешательства со стороны Наркомата по военным делам Украины в командование операциями. Кроме того, республики обладали определенными атрибутами суверенитета. В начале 1919 года большевики, контролировавшие Минск и Вильнюс, обсуждали создание Литбела – Литовско-Белорусской Советской Социалистической Республики; лишь успешное наступление Деникина поставило эти планы под угрозу. В это же время в Харькове была провозглашена Украинская Социалистическая Советская Республика. Эти образования, слабо контролировавшие территорию, были созданы в качестве альтернативы существующим антибольшевистским и националистическим режимам ^[263]. Некоторые из действий новых республик имели подчеркнуто символическое значение с точки зрения утверждения полноценного государственного суверенитета. Так, представители Литбела и Украинской Социалистической Советской Республики (соответственно в конце февраля и в начале мая 1919 года) предложили создать смешанные комиссии в целях определения границ с Польшей и Западно-Украинской народной республикой в Восточной Галиции ^[264].