Три дочери Льва Толстого - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Михновец cтр.№ 50

Cтраница 50

Л. Н. Толстой с дочерью Татьяной. Гаспра. 1902

В тот же день, 31 декабря, Татьяна Львовна пометила в дневниковой записи: «Родила днем двух мертвых мальчиков, которые похоронены в Риме под именами Sergio и Michele» ^[493]. Для трех семей – Сухотиных, Толстых и Оболенских – в очередной раз оборвалась многомесячная история ожиданий и надежд.

Еще не зная о случившемся, Софья Андреевна записала в дневнике 1 января 1903 года: «Безумно жаль Таню и мучительно больно смотреть на уходящего из жизни Левочку. Эти два существа в моей семье самые любимые и самые лучшие» ^[494].

Но вот 2 января 1903 года телеграмма известила яснополянцев о мертворожденных мальчиках, и Маша тут же откликнулась: «Как жалко твоих двух ребят, Таня, милая. Но слава Богу, что все благополучно для тебя окончилось. Если бы ты и доносила, вряд ли живы были они, это так редко, а ты недостаточно сильна. 〈…〉 Ты, вероятно, рожала под Новый год. Я вспоминала, как четыре года тому назад я рожала в первый раз здесь, в Ясной, под Новый год, и без 5-ти 12 все кончилось, и, вспоминая это, мы с папá говорим, что, может быть, и ты сейчас думаешь. Ну, поправляйся скорей, милая Таничка. Что же теперь делать, жить надо, а насчет детей, я твердо верю, надо нам крест поставить. У меня было какое-то предрассудочное чувство, что если ты родишь, то и я тоже, – но, видно, не суждено».

Далее Мария Львовна, пытаясь отвлечь страдающую сестру от горестных мыслей, писала о новогодних событиях в Ясной Поляне, о приходе к ним в гости легко одетых для русской зимы англичан-спиритов, которые проделали весь огромный путь пешком и без гроша в кармане, не зная ни слова по-русски и приговаривая одно слово – «Tolstoy». И завершала свое послание, вернувшись к больной теме: «Ну прощай, Таничка, тебе, может, не до моих писем, но думаю, что тебе приятно знать, как тут все. Пишу тебе в кабинете, а рядом папа лежит, кажется, заснул. Ты знаешь, у меня есть нужда: я все думала, что папа умрет и перейдет его душа в твоего ребенка и повторится в нем, а теперь ребенка нет, и я уверена, что папа поправится. Когда я носила во время болезни папá, я это же думала. Это не влияние спирита, ты не думай, – это я давно выдумала эту глупость. Я думаю, или папа, или ребенок, а оба – это слишком много счастья. А теперь мое сумасшествие простирается так далеко, что я думаю, что две жизни, близкие тебе, сохранились: Миша и папа, – а два твои мальчика погибли. Прости, милая, за глупости. Это вера бирманцев ^[495]. Любящая тебя Маша» ^[496].

Л. Н. Толстой с дочерью Марией. 1905

Через несколько дней в Ясной Поляне получили письмо от Татьяны с подробностями случившегося. В ответном письме отец старался подбодрить дочь: «…Держись, голубушка, той духовной силы, которая есть в тебе и присутствие которой в тебе радует меня. Не давай ослабевать этой силе, а когда ослабеет, усилием возвращайся к ней. Это усилие – высшее свойство души» ^[497].

В очередном письме Марии к сестре появились жесткие нотки, 11 января она писала: «Теперь ты уже, вероятно, на ногах, и тебе скучно без живота и надежды. Меня огорчает и в тебе, и во всех, кто тебя в этом поддерживает, что ты надеешься на будущее и думаешь уже о будущем ребенке. Мне кажется, что этого не надо, во-первых, потому, что не верю я в возможность его, а во-вторых, мне кажется, что твоя жизнь и без своего ребенка полна, должна быть полной. Ты прости, Таничка, моя милая, что я так пишу, но я боюсь за тебя, за будущее повторение разочарований и теперешнее тяжелое состояние» ^[498].

Следующее ее письмо в Рим было отчасти категоричным:

«Милая Таня, получила сегодня твое письмо о будущей операции. Удивительная ты женщина, действительно, твоя предприимчивость меня поражает. Я тебя не понимаю в этом. Может быть, ты права, но у меня лично всегда какое-то отвращение к насильственному, искусственному способу добиться во что бы то ни стало ребенка. Если болезнь общая, я понимаю лечение ее, чтобы не быть больной, но делать операцию местную, чтобы родить, мне так же противно, как было бы делать что-нибудь, чтобы не родить. Ну это мое личное чувство, и it has nothing to do ^[499] с твоим решением.

Теперь о деле. Я не думаю, что Чекан согласился делать тебе операцию по предписанию другого врача. Сам же он считал для меня выскабливание бесполезным и, кажется, не одобряет этой операции. Потом, мы ничего не знаем, хороший ли он доктор и оператор. 〈…〉 Хотя в этом я тебя не понимаю: в Ясной так грязно, шумно, суетно и для болезни неудобно» ^[500].

Не скоро Татьяна Львовна преодолела острую душевную боль. Еще в ноябре она написала брату Льву: «…Я пока благополучна. Очень боюсь, чтобы опять не было несчастья, и более, чем в предыдущие раза, этому огорчусь» ^[501]. Прошло несколько месяцев, и Татьяна, словно завершая этот сюжет, послала из Рима 11 февраля 1903 года Льву в Петербург черно-белую карточку с видом окаймленной зеленью реки, излучающим покой и умиротворение, с такими словами: «Милый Лева, поздравляю тебя с днем твоих именин. Наконец у нас все здоровы, и в ознаменование своего выздоровления ездила в Тиволи ^[502]. Оттуда и привезла эту карточку. Желаю и вам всего хорошего. Таня» ^[503].