Возвратный тоталитаризм. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Лев Гудков cтр.№ 130

Там, где речь идет о санкциях за «нарушения» морали, за насаждение «дурного вкуса» в эстетике, о преследованиях за убеждения (преступления против «религии», идеологии, национальной культуры и пр.), там не может быть и речи о «ценностном уровне регуляции», там мы имеем дело с тоталитарным, авторитарным или квазитрадиционным (но не «современным», даже если мы синхронисты) режимом, каким являлся СССР или нынешний Иран ^[358].

Собственно то, что мы подразумеваем под «модернизацией», и состоит из процессов постоянной институциональной дифференциации и специализации, разделения и усиления взаимозависимости и контроля, и протекает в форме систематического подразделения на все более сложные специализированные структуры. Наглядным примером (как собственно модернизационных процессов, так и антимодернизационных явлений) здесь может быть развитие науки (с усилением специализации ее областей и обучения, усложнением проблем экстранаучных последствий науки – этических, экологических, правовых и т. п.) или судебно-правовой системы (появлением все более специализированных судов: уголовных, административных, ювенальных, семейных, различных арбитражей или мировых) и т. п. Там же, где, как в нынешней России, существует слабо дифференцированная судебная система, находящаяся в зависимости от структур господства и традиционного авторитета, – там мы имеем дело с явлениями блокирования модернизации или даже с контрмодернизацией. Симптомами этого можно считать и отсутствие специальных форм обучения или образования судей, и появление судейской бюрократии и другие формы подавления личной независимости судей, равно как и возбуждение дел по явно неправовым, например политическим, основаниям (как в случае с организаторами выставки «Осторожно, религия» или с «делом ЮКОСа»).

Следовательно, при анализе функционирования институциональной системы (института) необходимо принимать во внимание несколько аспектов проблемы:

1. длительность социального взаимодействия, следовательно, учет не только интересов действующих лиц, задающих «целевое» назначение социального образования и особенности его функционирования, но и характер санкций, которые следуют за нарушением нормативных правил взаимодействия. Не может быть устойчивым социальное образование или установление, которое опирается только на интересы или общность идей; устойчивость регулярному взаимодействию придает правовая закрепленность норм взаимодействия, а именно: применение обязательного набора санкций (в том числе относящихся к области обычного права, обычая, нравов) без учета всего корпуса формальных (кодифицированных) и неформальных (неписанных) норм, а также их несовпадения невозможно понять и проанализировать особенности социального контроля (внутриорганизационного и внешнего);

2. механизмы репродукции этих взаимодействий (процедуры социализации, научения нормам и правилам взаимодействия, а также – что более сложно и не всегда очевидно: предпосылки формирования ценностей, конституирующих сам институт);

3. степень внутренней дифференцированности социальных ролей, образующих «институт», их специализация на той или иной «функции», готовность к «передаче» этих функциональных ролей другим специализированным образованиям;

4. не просто набор социальных ролей, складывающихся в определенную социодраматическую композицию ^[359], но и функциональные взаимосвязи с многочисленными внешними образованиями (репродуктивными, интеграционными, контрольными и т. п.). Стремительно нарастающая специализация отдельных институтов (инструментализация деятельности, подавление традиционно-символических аспектов) обусловлена требованиями эффективности и давлением процессов рационализации (необходимостью уменьшения издержек). Реакция самого института в этом плане сводится к постоянной раздаче второстепенных функций другим смежным структурам.

Подытожим. Любой современный институт (включенный в систему функционально специализированных институтов) выполняет следующие социальные функции: 1) номинальная деятельность, связанная с целевым предназначением данной структуры действия; 2) рационализация доминантной структуры действия (оптимизация, инновация, развитие); 3) история института (хранения образцов); 4) обучение и социализация (воспитания в сфере своей деятельности); 5) правовая регуляция; 6) экономический обмен (финансирование, калькуляция издержек, определение цены института в социальной системе); 7) публичная деятельность по репрезентации смысла институциональной деятельности и обеспечению ее поддержкой – публики, власти, гражданского общества; 8) административная деятельность (в сфере компетенции института); 9) взаимосвязь с другими институтами и специализированными сферами – техникой, наукой, правоохранительными и правоприменительными инстанциями, промышленностью, образованием, политикой.

В этом плане модернизация, конечно, не может рассматриваться как ценностно-нейтральный процесс усиления структурно-функциональной дифференциации. Сама концепция модернизации, перспектива, в которой в ней рассматриваются те или иные социальные и экономические проблемы «отсталых» обществ или обществ догоняющей модернизации, задана определенными ценностями, она идеологична, и это тот факт, от которого мы не можем быть свободны. В свое время это было поводом жесточайшей критики теорий модернизации (с самых разных сторон – от мультикультурализма до истмата). Но как бы ни относиться к самобытности разных культур и обществ, мы не можем освободиться от признания более высокого ценностного ранга тех стран, которые мы считаем «современными» (конечно, исходя из тех ценностей, которые мы разделяем). Мы судим о западных обществах как более развитых, а о жизни в них – как качественно более богатой во многих отношениях. Но главное: модернизация ведет к ограничению внутреннего произвола и насилия, в модерных странах степень социальной и правовой защищенности индивида несравнима с авторитарными, тоталитарными или традиционными, что вряд ли кем-то может быть оспорено. Сами базовые институты – представительская демократия, правовое государство, независимый суд, гарантия частной собственности и прав и свобод человека, обменные принципы рыночной экономики и другие – все это и есть те институты, которые систематически снижают уровень коллективного насилия и принуждения. Что бы ни писали критики (и во многом их утверждения абсолютно справедливы), эти институты в своем функционировании опираются на индивидуалистическую этику человека, учет этих ценностей в идее равенства, уважения индивидуальной свободы, признания интеллектуальной и этической дееспособности человека. Поэтому анализируя то, что происходит в обществах догоняющей или незавершенной модернизации, мы не можем не сравнивать их состояния с ценностными параметрами социальных структур западных стран. Такой бэкграунд предопределяет и исследовательскую позицию, с которой происходит как отбор теоретических инструментов, так и принципы описания и интерпретации материала. Это не идеализация западных стран, а неизбежный методологический прием, без которого исследовательская работа тонет в релятивизме.